<------ Главная поляна
Острозвездая торопливо вошла в убежище целительницы, краем глаза заметив рядом родной мех Стали. Здесь было не протолкнуться: больные, ученики, воители - все гудели, словно рой потревоженных ос. Не обращая внимания на толчею, предводительница прошла через остальных, рассекая пространство, словно волна на пути к берегу. Благо, габариты позволяли. Она остановилась около Паучка, который суетливо подбирал какие-то травы и криком просил остальных уйти в другой конец убежища. Воздух уже успел пропитаться болезнью. Но это неважно. У неё восемь жизней. Ей не страшно. А вот у Лепестка Жасмина всего одна. И она может оборваться в любую минуту.
Нет!
Острозвездая не будет думать об этом. Только не сейчас, когда здесь собралась чуть ли не половина племени. Она - предводительница. И никакой паники наводить не будет.
Но как тут держать спокойное и уверенное выражение морды, когда твоя подруга тяжело больна? Как не метаться, видя, как убиваются её ученик и приемные сыновья?
Кома - вот страшный вердикт Паучка. Они уже пережили что-то подобное с Течением. Тогда он тоже надолго уснул, а очнувшись, передал ей все свои полномочия. Тогда ещё глашатая. Боль от этой потери уже успела притупиться, оставшись на сердце гладким шрамом. Острозвездая даже смогла попрощаться и поговорить с Течением во время получения дара восьми жизней. Печаль и горе оставили её, стоило лишь заглянуть в поддернутые серебряным свечением глаза бывшего глашатая и старого друга. Но у Клыкастого с Водолапом не было возможности ещё раз увидеть отца. А сейчас в кому впала их мать.
Предки, почему так несправедливо?
- Ты сделал все, что было в твоих силах, - кошка провела кончиком хвоста по спине Паучка, выражая этим простым жестом свою поддержку. - Нам же остается только ждать и молиться звездам о её здоровье. Лепесток Жасмина сильная. Будем надеяться, что она научит тебя ещё не одной целительской премудрости.
У нее не было слов утешения для двух братьев, которым сейчас приходилось заново переживать то, что они уже прошли несколько лун назад. Однако Острозвездая прекрасно знала это чувство утраты родителя, которое пустотой оседает внутри и изменяет тебя навсегда. Эти шрамы останутся с ними до самого конца. И им придется научиться с ними жить. Другого пути Острозвездая не знала.

Естественно, он никуда не отошел. Рык Паучка был удостоен тихим, глухим ворчанием, царапаньем когтей по полу, но Клыкастый ничего не сказал, но, впрочем, никуда и не сдвинулся с места. Он примерз, прирос к этому полу, неподвижным взглядом глядя на кошку, которую считал матерью. В пещере было прохладно и сухо, но палево-серый ощущал липкий пот под мехом. И как еще сердце не выскочило из груди? И что это за странное, раздражающее чувство в легких, почему его мыщцы окаменели сейчас?

Это страх. Такой дикий, ужасный страх, какого он еще не испытывал и который сознавал очень смутно, но который навис над ним хищной птицей, от которого короткий, густой мех стоял дыбом, а глаза метали молнии. Тело его Лепестка Жасмин безвольно валялось на подстилке, но она была жива. Еще жива. Он чуял. Клыкастый уже видел смерть, он хорошо запомнил, как пах Течение после того, как его душа отошла в Звездное племя. Белая целительница еще так не пахла. Паучок суетился рядом, сосредоточенно раскладывая свертки трав, вливая что-то в пасть наставницы - все это время Клыкастый не шелохнулся, молчаливым стражем наблюдая издали.

Не так давно он отправился с матерью в Грозовое племя и точно так же стоял подле нее, взглядом предупреждая Грозовых котов, чтобы с ней ничего не случилось. Сейчас он стоял над ее телом и едва замечал, что происходит кругом. В такие моменты принято обращаться к семье, но Клыкастый не сделал шага к Водолапу. Если бы брат прижался сейчас к его боку, он бы, впрочем, не оттолкнул его, но самому сделать первый шаг для него оказалось не по силам.
Паучок вдруг забеспокоился, начал давить лапами на грудь целительницы. Клыкастый натянутыми нервами уловил его страх и ужас. Не сработало? Он снова не шелохнулся, когда Паучок велел убираться прочь, лишь смотрел на него немигающим взглядом, ожидая услышать приговор. К счастью, до открытого столкновения дело не дошло - вошли другие коты.

Паучок кинулся к Острозвездой, кстати появившейся в палатке, за ней последовала и Сталь. Целая толпа. Клыкастый шевельнулся впервые за все это время и грозной, мрачной тенью последовал за Паучком. Он должен слышать. Он должен знать. Паучок припал к земле, Клыкастый, чтобы не пропустить ни слова, вытянул шею. И, наконец, услышал то, что хотел услышать. Кома. Его мать жива, но все равно что мертва. Она мертва. Когти судорожно вонзились в землю, но из пасти по-прежнему не вырвалось ни слова. Челюсти сжались до боли в знаменитых клыках. Он будто вернулся назад во времени, снова стал крошечным котенком, который плакал у бока отца. Только сейчас он не плакал. Водолап, скорбящий о матери, плакал, а горечь Клыкастого обратилась в куда более злобное, ожесточенное чувство. Он больше не маленький котенок, он ученик, он умеет драться, он уже получил боевые ранения. В мозгу светилась мысль - она ушла к Грозовым котам, ходила к ним и вернулась больной. А меж тем Острозвездая ничего у них не взяла, помогла задаром. И вот теперь Лепесток Жасмина все равно что мертва.

Кошка, которой они с братьями обязаны многим, мертва. Как отец, скончавшийся в палатке целителя. Земля под лапами Клыкастого превратилась в месиво. Кругом все потемнело, когда эта мысль, эти ужасные слова прокручивались в голове, а в горле зарождался рык. Нет. Нет, нет.
Он поднял голову и круто двинулся вперед. Не обратив внимания на Паучка, он обрушил ярость, обрушил горечь и злобу на единственную кошку, которую видел перед собой - ту, которая отправила целительницу в Грозовое племя задаром, и теперь Лепесток Жасмина потеряла жизнь ради никчемных соседей:
- Ты отправила ее туда, - его голос звучал приглушенно, натянуто и походил на звериный рык. Клокочущие внутри чувства побуждали махать когтями, рычать, драться, биться, получать раны - хоть как-то скинуть в себя эту ужасную боль. - Ты отправила ее к этим идиотам задаром. Она умерла из-за них. Ты должна потребовать земли. Нагретые камни наши и всегда были нашими. Они должны отдать что-то нам!
Конечно же, Клыкастый не считал, что жизнь Лепестка Жамина равноценна землям или добыче. Но он хотел, он страстно хотел, чтобы Грозовые, даже ни в чем не повинные, как-то заплатили. Речные отдали им свою целительницу, так пусть же Грозовые отдают долги. Пусть ее гибель не будет напрасной. Так получится.... получится отомстить. О, как бы он хотел набрести на патруль Грозовых и задать им трепку, но это же глупо, совсем глупо, просто хочется выместить на них злобу. Но вот это требование он считал разумным - конечно, учитывая его состояние, слово "разумный" плохо с ним вязалось.
Он хотел крови и сражений, потому что сейчас ему было отвратительно, плохо, его душила боль, горечь, злоба на неведомого врага, у которого нет лица. Если бы Лепесток Жасмина умерла каким-то образом в бою, он бы знал, кому мстить. А так его ярость распыляется в никуда. Не пойдешь ведь войной на Грозу, они не убивали ее физически. Но они должны заплатить. Как-нибудь.

Отредактировано Клыкастый (21-05-2018 12:38:50)

Обречённо покачав головой, рыжик отступил. Кошка едва-едва дышала, а он боялся сделать хуже. Слова Клыкастого, полные боли и отчаяния, воспринимались Паучком как сквозь толщу воды. Месть? А что она даст? Даже смерть всего племени Грозы не вернёт им Лепесток Жасмина, и уж точно тому не будет потворствовать Звёздное племя. Потерять их поддержку сейчас — хуже самоубийства. Хотя для Паучка что одно, что второе — равносильно, ведь теперь... Теперь он остался за единственного целителя? Недоцелитель в племени... Пусть он почти вышел из возраста ученика, но ведь он столького не знает! И это всё заставляло юношу дрожать. Он не боялся лечить, но боялся ошибаться. Ранее у него не было пациентов в серьёзными заболеваниями или ранениями, и теперь ему не с кем было посоветоваться, в случае чего. И теперь... Теперь ему придётся общаться со Звёздным племенем? Видеть их послания? Отвечать за жизнь каждого и каждой в его большой семье?
От ответственности кружилась голова, но сам кот всё не хотел произносить вслух своё положение. Нет, он будет ещё учится, ничего не произойдёт, всё... всё же будет хорошо?
— Вам всем лучше уйти, — закончил он мысль совсем не ту, что хотел, — Кроме Клыкастого и Водолапа.
Лишать его, по сути, братьев по беде возможности побыть с Лепестком Жасмина — просто преступление. Да и если Клыкастый начнёт истерику, тут Паучок всегда сможет его успокоить. У него самого уже подрагивал хвост, но котик держался, не давая волю эмоциям. Врач должен не жалеть себя во имя других, и эта потеря — может, его первый невидимый врачебный шрам? Вот только он слишком... глубокий. Не знающий родительской ласки вообще, Паучок быстро прикипел к той, кто согласилась обучать хиленького и слабого кота, сделать из его недостатков достоинства, дать ему возможность помогать племени. Бескорыстие, доброта и желание спасти всех и каждого, пусть и ценой себя — вот его путь.
Но начался он слишком сложно. Рыжик понимал неотвратность судьбы и её резкие повороты, но не мог понять, за что же  все горести выпали на его племя. Чем они хуже других?

Ученик не сразу заметил, как в палатке целителя появилась предводительница, так сильно он был поглощен своим горем. Но голос Острозвездой все-таки вывел его из забытия, привлек к себе внимание. Она говорила, что Лепесток Жасмина выкарабкается. А это значило только одно: Водолап рано похоронил свою приемную мать! Он немного воспрял духом, но, все же, очень осторожно. Целительница все еще выглядела прескверно, и разноглазый не видел вариантов того, что после такого она встанет и продолжит жить обычной жизнью. Слишком тяжела была болезнь. Честно говоря, серебристый не понимал, каким образом кошка дошла от грозового племени аж до их лагеря. И он был зол, что никто из воинов Грозы не проводил ее. Ведь они видели, в каком состоянии была целительница.

Но сейчас он не давал волю своей злости и тупым обвинениям. От его души слегка отлегло, когда Водолап понял, что их мама еще жива. Ему стало еще лучше, когда проходившая мимо Скоролапка прижалась к нему своим рыжим боком и промурчала что-то успокаивающее. Ее поддержка была для котика какой-то особенно теплой, но сейчас он не придал этому значения, лишь рассеянно кивнул и потерся щекой о ее щеку.

— Спасибо, Скоролапка, — искренне прошептал он и снова напряженно всмотрелся в полумрак камышей, где лежала белая кошка.

Конечно же, брат не послушался Паучка, не остался у стены. Он проигнорировал тайну общения важных членов племени и вторгся в разговор Паучка, предводителя и глашатая. Сейчас разноглазый даже не хотел начинать утихомиривать Клыкастого. Ему было так больно, на него разом накатилась какая-то угнетающая безысходность. Но брат не остановился на простом подслушивании, нет, он начал что-то злобно нашептывать Острозвездой, которой сам Водолап даже не смел перечить. “Глупый комок шерсти”, — раздраженно подумал он, поднимаясь на лапы. Он услышал лишь конец фразы про Нагретые камни и собирался что-то сказать, как Сталь и предводительница сказали все за него. Они не могли сейчас обвинить Грозовое племя ни в чем, как бы того ни хотел Клыкастый.

— Прекрати перечить Острозвездой, — отчеканил он севшим голосом, после того, как Паучок выпроводил всех посетителей, кроме них. — Этим ты ее не вернешь, здоровье ее не поправишь. Перестань рычать, лучше бы спросил у Паучка, чем ей помочь, чем сотрясать воздух ненужными угрозами.

Хвост Водолапа хлестал его по серебристым бокам. Котик был зол, как никогда. Его было сложно разозлить, но у Клыкастого получилось. Вместо того, чтобы беспокоиться о приемной матери, он уже затеял миссию мести, дурья его башка. Разноглазый нахмурился и демонстративно отвернулся от брата, не желая слушать его бурные возражения. Он подошел к Паучку и вкрадчиво посмотрел в его глаза.

— Ты… как? — неуверенно спросил подросток. — Тебе нужна помощь? Я могу что-то сделать для нее?

Самым болезненным ощущением в этой ситуации для Водолапа была абсолютная беспомощность. Если бы ученик целителя сейчас сказал, что нужно идти куда-то для того, чтобы собрать волшебную траву для излечения Лепестка Жасмина, серебристый сорвался бы с места без вопросов.

На свете существовало очень мало слов, способных успокоить Клыкастого, но Острозвездая их нашла. Она просто согласилась с ним - да, Грозовое племя виновато, да, они этого так не оставят. Серо-палевый поначалу не поверил ушам, что предводительница приняла его сторону, но отсутствие всякого противостояние слегка утихомирило его. Рвано кивнув, он повернул тяжелую голову к неподвижно лежащей целительнице, чья шерсть тускло отсвечивала в полумраке палатки. Больше не обращая внимания на предводительницу, он шагнул было к Лепестку Жасмин, как услышал над головой другой голос, встревоженный, растерянный.
Непривычно видеть глашатаю в таком состоянии - обычно собранная, она явно не знала, как подступиться к Клыкастому, потому что горе он переживал не так, как другие. Он не просто скорбел, он жаждал поквитаться с обидчиками, даже если таковых не существовало. Месть способна успокоить кровь хотя бы на время, отвлечь от тяжелых мыслей, от болезненного осознания, что эта палатка больше им с братьями не дом. Лепестка Жасмина больше нет. И, черт возьми, как было бы просто, коли все беды можно было решить взмахом когтей.
- Она все равно что мертва, - глухо отрезал Клыкастый, смотря прищуренными глазами в морду наставницы. К чему бессмысленные надежды? Он верил когда-то, что Течение сильный, что он выживет. А он умер. Ничего тут не поделаешь.
- Он же сам сказал - кома. Она вряд ли очнется, - тем же тоном продолжил он, снова уставясь на покрытое белым мехом тело.
И молчал бы дальше, если бы в дело не влез с нравоучениями в самый неподходящий момент настырный братец. Порванное ухо дернулось, давай понять, что Клыкастый его услышал, из пасти донеслось тихое ворчание.
- Твое дело - мышью сидеть, - сквозь сжатые зубы прошипел серо-палевый, приближая морду к морде брата так, что едва не касался его вздыбленными усами. Водолап был крупнее и мощнее, зато Клыкастый в последнее время значительно вытянулся в длину, так что не пришлось стараться, чтобы заглянуть брату в глаза. Мгновение он просто смотрел ему в глаза, решая, затягивать ли драку здесь, у тела приемной матери, в провонявшей травами пещерке, да еще на глазах у глашатой, выпустив таким образом пар на родном брате.
- Отца из себя не корчи, - бросил он, пряча когти и обходя Водолапа тяжелой поступью. - Ты не Течение. А ей помочь нельзя. Он сказал.
Теперь он подошел совсем близко к матери, но не мог и дотронуться до ее меха. Она казалась живой, но в то же время мертвой. Клыкастому стало душно - что им толку тут сидеть? Можно хоть все ночи напролет просидеть тут хвост, а она все равно не очнется. Лепесток Жасмина была одной из немногих котов в племени, имевших значительное влияние на Клыкастого, при том что он сам не чувствовал с ее стороны никакого давления. Ее больше нет - будто оборвалась какая-то опора в жизни, очень важная и нужна.
Очень скоро он, так и не зарывшись носом в ее мех и ни на кого не глядя, направился к выходу. Молча, не делая лишних движений, не хлеща себя яростно хвостом по бокам, да и не обращая внимания на возможные окрики. Было так паршиво, что он всерьез боялся сорваться. Не нужно.... тут драк. Не в ее присутствии. Остановиться ему велел тихий голос Паучка.
Клыкастый замер у входа в палатку и кинул на рыжего целителя жгучий вопрошающий взгляд. Что-то можно сделать? Как-то спасти?

Острый взгляд рыжика обдавал всех удивительным холодом. Он как целитель не мог позволить себе долгие страдания и эмоции, ведь переживать за каждого — непозволительная роскошь. Паучок очень хотел бы контролировать свои эмоции и ум, заставляя их быть спокойными в любой ситуации. Его не по-детски наполненная потерями жизнь каждый раз ударяла подростка всё больнее, как бы напоминая, что выбранный им путь нелёгок, а жизнь в племени не чета жизни домашних кисок, где единственная опасность — переесть корма.
Ему срочно надо было морально взрослеть, и котик без вариантов подчинился. Так мог впасть в кому любой член племени. И худшее в том, что он сам ещё не до конца был обучен. Но брать себе кого-то в наставники он не захотел бы ни за какую добычу. Сознательно отказываясь, Паучок видел в себе продолжение дела Лепестка Жасмина и никого иного, кроме неё. Если кто-то погибает — он остаётся жить в сердцах близких. И Паучок тоже хотел оставить в себе память о кошке.
Тихий голос Водолапа вывел рыжего целителя из раздумий.
— Мне ты не поможешь, — заключил Паучок, отходя от оруженосца и отворачиваясь к стене. Сколько смертей видели эти камни? — Вы можете поговорить с ней. Мне кажется, голоса родных ей помогут.
Он к ним — никто и ничто. И уж этим двум точно плевать, что Паучок может на равных правах стать третьим "братом", ведь она заменяла родительское тепло своим и дня него.
Но нельзя. Они — её дети, пусть и приёмные. Он — лишь ученик. У ученика другие обязанности, другой уровень и статус. Его дело — забота о ней, ведь она ещё жива, пусть и едва-едва. Она всегда сможет ему помочь, верно? Хотя бы своим молчанием, хотя бы своим присутствием. Ведь она жива, он неё исходит тепло живой, просто очень-очень больной кошки.
Она должна поправится. Паучок не хотел бы начинать своё личное кладбище (а о том, что такое появится, он был предупреждён едва ли не с первого дня ученичества) со своей же наставницы.
Уши рыжика задёргались сперва в такт мыслям, а затем замедлились, повторяя редкое биение сердца.

Отредактировано Паучок (12-06-2018 01:16:15)

Как же ей было неловко. Она ничем толком не могла помочь, разве что шептать слова утешения, так тяжело ворочавшиеся в пасти. Разве могут слова приободрить Водолапа? Скоролапка ни разу не теряла близких. Листопад ушел, прежде чем она его узнала, и он был жив. Брат ушел вслед за отцом, но он тоже живой. Мать, пусть и погрузилась в дела племени и почти не общалась с дочерью - видно, сказалось предательство Листопада и уход сына - тоже жива. Разве что можно вспомнить Буролапа, но тот умер в глубоком детстве, когда Скоролапка еще толком не выучилась говорить. Сейчас она могла разве что беспомощно прижиматься к меху Водолапа и надеяться, что смогла хотя бы чуть-чуть облегчить его ношу. Он не заслуживал такой боли, нет, никто не заслуживал.
- Я пойду, - тихо сказала она, чтобы как-то попрощаться и оставить Водолапа наедине с матерью. Она бросила быстрый взгляд на Речку, уже торопившуюся к выходу, и остановилась, заметив Паучка. Юный целитель будто за пару минут стал старше на несколько сезонов. Если Лепесток Жасмина в ближайшее время не очнется, то Паучок станет полноправным целителем Речного племени - в его-то возрасте. Хотелось утешить его очередными банальными словами, но Скоролапка промолчала. Вместо этого она просто шагнула к Паучку и взглянула на него пронзительно-голубыми глазами, мерцающими в темноте палатки. Ее мех был ярче и пламеннее рыжей шерсти молодого целителя, но сейчас он казался темным и бурым, почти неотличимым от шкуры Паучка. От него пахнет травами, а еще - горем.
И он их целитель - и он должен сам в это верить.
- Что понадобится - свистни, - тихо сказала она. - Принесу. Что угодно.
А ведь завтра, вполне возможно, у племени появятся новые раненые из-за задуманного Острозвездой похода. Паучку нужен будет каждый кот, который может стоять на лапах и таскать паутину. И еще много чего, в чем Скоролапка не разбиралась, но в чем, вероятно, придется разбираться завтра.
- Мне кажется, ты тоже должен с ней поговорить, - помедлив немного, добавила, наклоняя голову так, чтобы  их взгляды оказались примерно на одном уровне. - Ты ведь жил с ней в одной палатке столько лун, уверена, она считает и тебя родным для себя котом.
Несколько дней назад она бы упомянула себя и Острозвездую, но ныне не была уверена в их с наставницей связи, как раньше. Трещина, пробежавшая по их отношениям после той злополучной тренировки, никуда не исчезла.
И, легонько кивнув на прощанье, она двинулась к выходу, посторонившись, чтобы дать проход Северу с Вьюгой, тоже зашедшим выразить соболезнования. На поляне Скоролапка заметила Острозвездую, но у нее не было ни малейшего желания отправляться к наставнице - лучше пойти в палатку и попытаться уснуть, кто знает, что ждет ее завтра.
==============) палатка оруженосцев

Ради матери он был готов разбиться в лепешку, только скажи Паучок, что это ей поможет. Но уставший взгляд ученика целителя был как затягивающий омут безысходности. Все, что они могли сделать — это поговорить с ней. Вот и все, только лишь разговоры и надежда, что Лепесток Жасмина когда-нибудь ответит. Но по голосу рыжего котика Водолап все больше и больше понимал, что приемная мама больше никогда не проронит ни слова. Какая-то тупая безысходность накатила на него, пессимизм, так не свойственный разноглазому, теперь поглотил его полностью.

Так бы и остался серебристый там сидеть, если бы не его взбалмошный брат. Клыкастый подошел к нему вплотную, отчего ученик встал, весь в напряжении. Брат посмотрел на него, нос к носу и утробно заворчал, выплевывая грубую фразу. Вот, еще искра, достаточно одной эмоции, и кот бросится на Водолапа с когтями, прямо здесь, в пещере, где лежит их умирающая мама. Но, похоже, делать он этого не стал.

— Отца из себя не корчи, — выпалил Клыкастый и отвернулся. — Ты не Течение. 

Лучше бы он его ударил. Какая-то нехорошая волна пробежала по телу разноглазого. Это — удар ниже пояса, в наиболее больное место, в ту самую незаживающую рану, которую не стоит бередить. И брат об этом знал, о, он прекрасно знал, куда метит. Тут даже самый спокойный, самый уравновешенный в мире подросток не выдержит. Потому что это уже запрещенный прием.

Водолап шумно вдохнул и подошел к брату, что стоял около тела Лепестка Жасмина. Еще немного, и уже он попытается ударить Клыкастого. Как сложно было успокоить свои нервы, унять бушующий ураган в груди. И, если бы саблезубый не решил отойти от матери и пройти к выходу, они бы сцепились в схватке прямо здесь, в пещере целителя, где обстановка сейчас накалилась настолько, что скоро начнет тлеть шерсть.

— Пойду на воздух, — буркнул Водолап и пошел к выходу.

Он посмотрел на целительницу, лежавшую там бездыханным телом и не решился поговорить с ней. Не в таком состоянии, нет. Разноглазый надеялся, что мама поймет. И мысленно пообещал ей прийти чуть позже. А, пока, нужно было убраться отсюда. Он уверенно шагал вперед и, даже не посмотрев на брата, ощутимо сильно двинул его плечом, прежде, чем выйти из зарослей камыша, что служили племени убежищем для больных. На поляне ученик прибавил шагу, не слушая удивленных возгласов, а потом и вовсе побежал, направляясь прямо к водопадам.

--------------------------> Большие водопады

Север с привычным для него самодовольством наблюдал за собравшимися. Он сыграл свою роль блестяще, впрочем, неудивительно. Он был рожден для того, чтобы побеждать, пусть даже противником было внимание целителя.
— Не трогай меня!
Голосок рыжего целителя приобрел надрывно-истерический тон, искорки стремительно зарождающегося гнева. Учтивая улыбочка белоснежного война медленно превратилась в ядовитую усмешку, как будто Паучок не крикнул, а плеснул ему в лицо едкую кислоту, что без труда растворила дежурную маску дружелюбия. Запрет на прикосновения, обычно производил на кота обратный эффект – запретный плод сладок. Да и сам целитель в порыве своего буйства умудрился со всего маху вписаться в белоснежного аристократа, тот элегантно подхватил его лапой перенаправляя обратно в глубину платки.
А вот уже рыжий малыш кинулся наперерез Вьюге, что-то истошно крича. Север вбирает эти бесценные эмоции судорожно, прерывисто, шумно, словно это последнее, что он может делать. Будто вампир, он готов был прочувствовать каждую нотку истерики. Словно это пламя чужого гнева способно избавить его от ледяного, отвратительно безразличного сердца, которое с каждым днем становилось все грубее, оставляя от Севера лишь прекрасную оболочку и поразительный, болезненно-гениальный ум. Совершенную машину.
- Рады были пообщаться, очень сочувствую, но нам пора, - сестренка подоспела как раз вовремя, ведь еще чуть-чуть и Север решил бы облизнуть рыжую шерсть разгневанного юноши, дабы лучше прочувствовать изысканный букет его ярости.
- Мы уже уходим? – Север наспех изобразил разочарование, грациозно взмахнув пушистым хвостом, - не скучайте, котятки.
-------> Главная поляна