Торопыжка не понимала, чего так упорно старается (и одновременно не старается) донести до нее Травоус. Или не хотела понимать. Она была уже довольно взрослой котенкой и, хотя по большей части Торопыжка вела себя беззаботно, глупостью она никогда не отличалась. Вперив в трехцветного кота серьезный взгляд огромных насыщенно-голубых глаз, ярко горевших на фоне пламенной рыжей "отцовской" шерсти, Торопыжка  нетерпеливо постукивала распушившимся хвостиком по полу Приюта и ждала ответа.
Нутро ее сопротивлялост этому ответу.
- в лесу всегда было четыре племени. И… ну… не приветствовалось, если коты из одного племени общаются с котами из другого.
- Идиотизм! - безапелляционно отрезала Торопыжка, вставив подслушанное у старших котят и учеников словечко. - Ты что, хочешь сказать, что мы не можем вместе играть и болтать? Почему? - добавила она, сунув нос в шерсть Травоуса.
Ты ведь вкатал меня на своих могучих плечах, помогал исследовать мир, был рядом, когда укусила оса. Ты был рядом куда больше, чем кровные родители, вечно занятые своими проблемами. Торопыжка закрыла глаза. В носу вдруг защипало, и она украдкой подняла лапу, чтобы потереть мордочку.
- Да что мне предводитель-папа! - как-то беспомощно огрызнулась она и подняла упрямый взгляд на Травоуса. Мама рассказывала о племенах, да и старики все уши прожужжали. Но ведь это было далеко-далеко отсюда, как земли Тигриных или Львиных племен! Для нее не было никакой разницы, что Речной, а что Грозовой. И домом для нее был Приют, в котором она знала каждую щербинку, каждый уголок и балку.  Неотвратимость грядущих перемен накатывала на Торопыжку тяжелыми, душными волнами, и больше всего на свете рыжей кошечке хотелось, чтобы взрослые прекратили свои дурацкие разговоры о возвращении, чтобы Травоус никуда не уходил. Как она будет без него?! Стоит только представить - и лапы как будто в темноту проваливаются.
"Я не хочу никуда уходить! Не хочу!" - хотелось закричать во все горло. Почему взрослые ни с того ни с сего вдруг переворачивают ее жизнь с ног на голову? Если хотят - пусть уходят в свой дурацкий лес, а она останется здесь, вот.
- Слушай, у меня идея! - вдруг оживилась она и почти весело глянула на Трава, упорно цепляясь на шаткую и ломкую надежду, которой все равно суждено сломаться. - Ты можешь пойти с нами и быть Речным, как я! А? Как тебе?

– Потому что… – Травоус вздохнул и замолчал.
Он не знал, как всё объяснить правильно. Только подозревал, что фразы вроде «Потому что так положено», «Потому что так говорит Воинский Закон» или «Потому что такова воля предков» Торопыжке ничего не скажут, а вызовут лишь новую волну вопросов и возмущения.
– Ну, мы сможем, – увильнул от ответа трёхцветный. – Иногда. Не так часто. Племена раз в месяц встречаются на совете, и там коты из разных племён могут спокойно общаться друг с другом. Да и в спокойные дни можно поговорить… если не заходить за границу.
О, предки, что он несёт? Какое поговорить, не заходят за границу? Кто отпустит едва подросшего котёнка в одиночку к границам – а любое сопровождение едва ли обрадуется подобному общению. К тому же, это ведь Торопыжка, и Травоус должен прекрасно понимать, что её подобное ограничение отношений не удовлетворит. И он понимал, но не хотел в одночасье рвать их связь, ставшую слишком прочной для воителя и котёнка из разных племён.
– Быть Речным? – Травоус растеряно моргнул.
Наверное, этого следовало ожидать, но он не ожидал почему-то. Наверное потому, что слишком усердно думал над тем, как разъяснить всё маленькой подружке и сладить с собственным нежеланием что-либо объяснять.
– Нет… Торопыжка, – трёхцветный слабо улыбнулся – Я не умею быть Речным. Для этого нужно уметь ловить рыбу. И плавать. И любить реку. И всякое такое. А я… мой дом в лиственном лесу, а не на берегах реки.

- Раз в месяц?! - завопила Торопыжка. - Через границу?!
Ты серьезно?! Этот вопрос горел в ней пламенем такой силой, которой позавидовал бы и сам Великий Пожар. Видеться раз в месяц на каких-то дурацких Советах, где и без того куча котов, а потом через границу перебрасываться словами, словно они едва знакомы... Нет, Торопыжка была готова взвыть при одной мысли об этом!
- Это ведь совсем не то уже, - она оттолкнулась лапами от могучей шеи Травоуса. Сердце колотилось в грудной клетке разъяренной птицей. Птицей с обломанными крыльями. Это несправедливо. Впрочем, несправедливость в жизни Торопыжки началась еще до ее рождения, как бы парадоксально это не звучало. Несправедливо, что мать забеременела накануне захвата власти и что им с отцом пришлось разлучиться, а из-за этого она, Торопыжка, так и не узнала Звездопада получше и не горела желанием. Несправедливо, что она  с самого рождения была лишена самого важного в жизни Речного кота - реки и, как следствие, не чувствовала ее зова, который слышали ее соплеменники. Поэтому она не хотела никакой битвы, которая перевернет напрочь ее жизнь, смятет все бурным ураганом. Травоус уйдет, уйдет навсегда... Потерять его - это потерять лучшего друга. Все существо Торопыжки протестовало против этого.
А ведь самая большая насмешка и несправедливость состоит в том, что судьба позволила им сблизиться. Торопыжка зажмурилась, но в глазах все равно неистово щипало, а когда она подняла веки, то вместо Травоуса разглядела только расплывчатое пятно из белой, черной и рыжей шерсти.
– Я не умею быть Речным. Для этого нужно уметь ловить рыбу. И плавать. И любить реку. И всякое такое. А я… мой дом в лиственном лесу, а не на берегах реки.
Сморгнула - и по мохнатой щеке покатилась слеза. Торопыжка не отрываясь смотрела на Травоуса, пока не стало больно. Он ведь был всем, что у нее есть. Мать вечно занята на охоте, отца она не знает толком, брат пропадает на пару с Оленьком и вообще он дурак набитый. Наверное, братья все такие. А вид у Трава непреклонный, его не переубедить... Значит, он все-таки уйдет.
- Н-ну и ладно! - вдруг сказала она срывающимся голосом. - Т-ты и сам мне не нужен! Сиди в своем Грозовом племени! Я б-больше с тобой не дружу!
Слезы пробороздили соленую дорожку на щеках котенки, а шерсть на по-детски округлом теле стояла дыбом, что иглы у ежа, но ей было уже плевать на гордость. Наоборот, хотелось забиться в какой-нибудь дальний угол. Торопыжка свирепо и одновременно отчаянно смотрела на Травоуса, и где-то в глубине ее души все еще жива была надежда, что он испугается и скажет, что немедленно перейдет с ней в Речное племя. Что они не расстанутся.

========) большие водопады
Возвращаясь с территорий племени Звездоцапа, Грач еще не раз с сожалением вспоминал холодные глаза Ледяного Блика, которые на мгновение подернулись грустью и глухим отчаянием, едва молодой кот заслышал слово "битва". Видно, устал он уже от постоянных драк и хочет спокойной, тихой жизни - конечно, в понятии воителя. Несколько страшных, кровопролитных схваток, разразившихся в последние несколько месяцев, Великий Пожар туда явно не входил. Это было слишком даже для закаленных, суровых лесных котов.
Вскоре траву под лапами сменила тускло-золотистые пшеничные поля, как будто присыпленные тонким слоем пыли. Грач нырнул в это колышашееся море и двинулся в сторону Приюта, к которому вела примятая многочисленными кошачьими лапами тропинка. Конечно, она не идет ни в какое сравнение с исконными охотничьими тропами, вытоптанными бесчисленным множеством поколений котов-воителей в лесу. Грач прибавил шагу - нужно не только рассказать обо всем предводителям, но и основательно подготовиться к битве. Внутри самого кота кипело то возбуждение, приправленное странной, свирепой жаждой - Грачу не терпелось ломануться в самое пекло, в самое сердце Тигриного племени и вонзить когти в шкуры цаповцев; то неясная, расплывчатая тревога, причины которой заключались в том, что два раза они уже проигрывали схватку. В первый раз Коготь напал так внезапно и неожиданно, что лесные воители толком не сумели сориентироваться и, помимо прочего, оправиться от предательства соплеменников, которые присоединились к Когтю и обратились против своих. А во второй раз на помощь предателям пришли такие же предатели - Сумрачный лес.
Грач мрачно вздохнул - он не был из тех, кто сваливает вину за свои неудачи на судьбу и провидение, однако, вне всякого сомнения, в этот раз племенам нужно хорошо подготовиться и предусмотреть все неожиданности. Они проиграли не потому, что были слабы - в этом кот уверен. Они просто недооценили могущество Когтя. Ха, просто недооценили... Роковая ошибка, приведшая к смерти многих.
Наконец, Грач переступил порог Приюта и сразу заметил только двоих вожаков. Сороки и Звездопада не было. Странно, не так ли? Но размышлять о необычном поведении этой парочки у глашатая не было ни малейшего желания да и времени. Он сразу подошел к Алозвезду и отчеканил:
- Я встретил патруль и все ему передал. Коготь будет нас ждать, - и, дождавшись кивка Алозвезда, побрел в дальний угол. Он устал до чертиков. Прежде, чем лечь, Грач обвел быстрым взглядом своих соплеменников, примостившихся то тут, то там. Задержался на Звезде Сибиря, вспомнил о Снегоухом, который будет ждать его там, по другую сторону баррикад... Вспомнил и вздохнул, на мгновение поддавшись удару тупого, заскорузлого когтя, царапнувшего сердце.
"Ну почему ты пошел за ними?" - с тоской подумал Грач, вытягивая лапы и прикрывая глаза. Ему хотелось встретиться с бывшим учеником, и в то же время эта встреча страшила его. Вдруг... произойдет что-то бесповоротное? Он ведь не хочет с ним сражаться! Или хочет?..
Проснулся Грач от звуков знакомого голоса. Иволга? Встрепанный, он открыл глаза и с недоверчивым, радостным недоумением уставился на фигурку полосатой кошки, мнущейся у порога Приюта. Иволга! Да быть не может! Он быстро вскочил. Где же она пропадала так долго?
- Это моя дочь, - бросил он тем, кто уже вздыбил было шерсть, приняв Иволгу за нежданного и незванного бродягу. И в мгновение ока оказался возле полосатой кошки.
- Ну привет, - ворчливо поприветствовал Грач любимую дочурку, снова возвратившуюся незнамо откуда. Несколько секунд он молча смотрел на нее, а затем, поддавшись вдруг нежному порыву, провел шершавым языком по ее взъерошенной шерсти.
- Где же ты пропалада столько времени? Помнишь, я ведь тебе рассказывал, как сюда добраться, - он коснулся усами ее щеки. - Неужто заблудилась?
В его насмешливо-радостном взгляде плясали искорки. Иволга...

Как трёхцветный и предполагал, описание возможных встреч не привело Торопыжку в восторг. Чего уж там, оно его самого в восторг не приводило. Но что ещё предложить – он не знал. Не перебираться же, в самом деле, в Речное племя. Сородичи его не поймут. Звездопад едва ли встретит с распростёртыми объятиями. Да и едва ли подобный шаг действительно позволит им обоим продолжать дружить и радоваться жизни. Травоус хорошо себе это представлял. Рано или поздно – скорее рано – он затоскует по родному лесу и захочет вернуться. А это неизменно скажется на их с Торопыжкой отношениях.
В общем, куда не кинься…
Не такое он представлял, когда мечтал о свержении Когтя и возвращении в родной лес.
Реальность вообще всё чаще существенно отличалась от того, что он себе представлял. Не в лучшую сторону.
Воитель тяжело вздохнул. Торопыжка смотрела на него полными слёз глазами, и от этого становилось ещё хуже. Хотелось успокоить, утешить, заверить что всё будет хорошо, что, несмотря ни на что…
– Я б-больше с тобой не дружу!
Право слово, легче было бы вынести пару битв с собаками или приспешниками Когтя, чем провести один такой разговор.
Травоус сглотнул вставший в горле после резких слов малышки острый комок.
– Ну зачем так? – расстроенно и растерянно пробормотал он, склоняясь над маленькой подружкой, прижимаясь носом к рыжей шёрстке. – Я вовсе не хочу, чтобы ты со мной не дружила. Торопыжка…
А она сверлила его сердитым взглядом сквозь слёзы. Она ждала чего-то, и явно не того, что он пытался сказать. Но большего Травоус дать не мог.

Пожалуй, если бы сам Травоус не выглядел таким печальным, а принялся бы увещевать Торопыжку и расписывать ей важность Воинского закона, она окончательно вышла бы из себя и наверняка наговорила бы ему много чего, о чем пришлось бы потом пожалеть. Но Торопыжка смотрела в травянистые глаза своего старшего друга и видела в них отражение собственной грусти.
Она тихонько всхлипнула и, дрожа от свалившейся на нее несправедливости, отвела взгляд. Вот Травоус дотронулся носом до ее встопорщенной шерсти, и Торопыжка отпрянула. Снова сердито посмотрела на трехцветного воина. Он же взрослый! Взрослые всегда все решают за детей - куда им пойти, что есть, когда спать. И вот теперь взрослые решили разлучить ее с Травоусом - тем самым Травоусом, который проводил с ней времени больше, чем родные родители, который стал членом ее внутреннего семейного круга, неизменно означавшего уют и защищенность от любых напастей. Пусть даже остальные не признавали Травоуса частью семьи, для Торопыжки он был именно свой. Родной.
– Я вовсе не хочу, чтобы ты со мной не дружила. Торопыжка…
- Нет, хочешь! - отрезала она, с той же сердитостью в мокрых, подозрительно блестящих глазах сверля Травоуса. - Почему ты не можешь сказать своим этим предводителям, чтобы нам разрешили встречаться нормально, как... как всегда? Я хочу, чтобы ты показал мне лес... - ее голос вдруг задрожал, оборвался, и Торопыжка, захлебнувшись в словах, умолкла. Она не хотела разреветься прямо тут, нет, еще трепыхавшаяся гордость велела молчать, чтобы слезы, и без того застилавшие взгляд, не превратились в плач.
В ее сознании жила непоколебимая истина, что взрослые могут все. А уж особенно Травоус. Как же... как же так, что же эта за штука такая - Воинский Закон, которому подчиняются все, который запросто разрывает связи и заставляет Травоуса говорить все эти слова про племя?

======) усадьба
Клычок следовал за братом, высоко подняв хвостик и внимательно всматриваясь в темноту. Его глаза понемногу привыкли к слабому ночному освещению, но все равно котенок мог не заметить камни под лапами или некстати изогнутую ветку. Клычок удивлялся тому, как сильно изменился лес. И, признаться, ему было немного неуютно. Иногда кустарники сливались в неясную темную массу, вполне могущую скрывать какого-нибудь большого и страшного зверя, а деревья стояли кругом величественными, жуткими великанами, и Клычок, запрокинув голову, видел, что их верхушки терялись во мгле.
А вот брат шел куда увереннее, и Клычок понемногу подстроился под его темп, не забывая, впрочем, глядеть по сторонам. Ему было бы куда приятнее, если бы его по-прежнему окружали зеленые, серые, золотистые и коричневые цвета. Во мраке ночи привычные предметы и вещи становились более зловещими и таинственными, будто вылезли из какой-то страшилки.
"Но взрослые коты спокойно охотятся ночью," - напомнил себе Клычок. Он твердо решил не бояться. Испуганным котенок действительно не выглядел, а вот сосредоточенным и притихшим - да.
– ‘десь яма, - предупредил Злат, и Клычок, проглотив готовую сорваться с языка машинальную фразу "ничего я тут не вижу", остановился и, поморгав, вперился взглядом вперед, аккуратно переставляя лапки. Он увидел с куда более близкого расстояние, чем Злат.
- Угу, - удивленно мяукнул он. - Яма.
– С’ушай, ты в с’мом деле ‘сё это не видишь?
Клычок недовольно уткнулся взглядом в землю, затем напряг мускулы и принялся карабкаться по склону втрое усерднее, чтобы обогнать брата. Его всерьез начинала тревожить неспособность разглядеть то, что видел Злат. А вдруг у Клыка какие-то неправильные глаза?
- Не вижу, - пробурчал он. - А что ты еще видишь?
Клычок уже слышал кошачьи голоса и на минутку забыл о проблеме. Голоса были встревожены. А вдруг это их ищут?
- Пошли сколее! - он мохнатым снарядом влетел в Приют и приготовился к жесткому разносу, но спустя секунду понял, что никто, в сущности, их побега не заметил. По крайней мере, с разгневанными криками к ним никто не подскочил. Клычок облегченно выдохнул и уселся. Его даже мало волновали шепчущиеся взрослые. Главное то, что к ним с братом это не имеет ни малейшего отношения.
Надеюсь, не из-за нас. - шепнул Злат.
- Неа, - со знанием дела ответил Клык. - Иначе бы уже нас заметили. Они из-за чего-то длугого волнуются. Взлослые всегда волнуются.

У мамы, кажется, все было в порядке, и Коршунок успокоился. Он продолжал игнорировать Цаплю и ее детей, однако встретился взглядом с Львиносветом - тот оскалился, и котенок слегка поежился. Что и говорить, а золотистый воин выглядел устрашающе.
"Напугать меня вздумал? Еще чего!" - и Коршунок демонстративно отвернулся. Окинув взглядом приют, он остановился на входе - там появились два котенка, причем прекрасно ему знакомых. Коршунок фыркнул - этих еще тут не хватало! Сначала Солнышко падает, потом Львиносвет скалится - теперь еще Златолап с Клычком вернулись.
С Златолапом Коршунок почти не пересекался, но этот котенок автоматом был занесен у него в список тех, с кем не стоит общаться - раз он брат клыкастого, то, скорее всего такой же негодяй. К тому же Коршунок понимал, что Клычок, скорее всего, уже пересказал историю их ссоры брату, причем наверняка постоянно врал, так что и со стороны не приходилось ждать теплого отношения.
Коршунок на долю секунды ощутил зависть - почему эти двое могут выходить из приюта, когда захотят? Или... Может быть, им никто и не разрешал покидать приют?
Котенок злорадно улыбнулся, после чего медленно направился прямиком к Клычку и Златолапу. Эти двое о чем-то разговаривали, и Коршунок усмехнулся, когда заметил, что у Златолапа выходит выговаривать далеко не все звуки.
"Я так и знал, что лучше их всех. Златолап старше меня, однако, все еще говорить нормально не научился!" - котенок торжествовал. Он уже хотел кинуть в сторону Златолапа какое-нибудь оскорбление, однако сразу же передумал - он ведь не для этого к ним направился.
- Так-так, из приюта сбегали? Интересно, а знают ли об этом ваши родители? - Коршунок фыркнул. Если они ушли без спроса, то ничего не стоит пожаловаться дедушке Течению - и этих двоих будет ожидать наказание. Одна только мысль об этом приносила котенку удовольствие. - Не молчите, иначе я спрошу об этом уже не у вас, а у вашего отца.
Коршунок восхитился своей хитростью и сообразительностью - как здорово он придумал! Он сможет отомстить Клычку и за царапины, и за все остальное. Абсолютно за все. Этот клыкастый не должен думать, что Коршунок все прощает, что Коршунок может смириться.
"Посмотрим, что вы сделаете сейчас. Наброситесь на меня? Покусаете? Не думаю", - размышлял Коршунок, дожидаясь ответа братьев.

- Интелесное? - Клычок покрутил головой. Теперь, когда стало ясно, что никто их ругать не собирается, в нем проснулось любопытство, свойственное всем котятам. Взгляд малыша наткнулся на пару двух воителей, о чем-то взволнованно переговаривающихся. Ага, вот и объекты!
- Пойдем, - сказал клыкастый, поднимаясь на лапы и с разгорающимся азартом в глазах глянув на брата. - Давай подслушаем!
Он не был уверен, что им, детям, прямо так все расскажут, если они спросят прямо - скорее всего, вообще спать отошлют, думая, что сея интересная (и явно опасная!) информация не для их ушей. А подслушивание всегда было верным способом узнать всякие взрослые тайны. Он уже двинулся было в сторону воителей, как вдруг заслышал до омерзения знакомый голос. Коршунок! Клычок мгновенно обернулся и бросил в сторону недруга такой взгляд, которому позавидовала бы голодная акула. Ну... детеныш голодной акулы.
- Так-так, из приюта сбегали? Интересно, а знают ли об этом ваши родители? - с на редкость самодовольным выражением на физиономии поинтересовался Коршунок. Клычка бросило в гнев от одного его вида, и когти мигом зачесались. Но после стычки с Куницей он усвоил, что лучше всего пока что укрощать гнев и мутузить обидчиков где-нибудь в сторонке, вдали от глаз взрослых. Иначе снова ему позорно болтаться в чужой пасти! Только бы этот гад не вздумал вспоминать о том, как Куница трясла Клычка за шкирку, словно новорожденного какого-то.
- Не молчите, иначе я спрошу об этом уже не у вас, а у вашего отца. - продолжил Коршунок. Клычок выгнул спину.
- Ты, ябеда тлллусливая! - на этот раз он изо всех сил попытался произнести звук "р", чтобы получилось устрашающее рычание, как у взрослых, но, увы, ничего не вышло. Он умолк, злобно сверля взглядом Коршунка, который, как назло, легко выговаривал все сложные звуки.
– Это и есть ‘вой К’ршунок? - на удивление спокойно поинтересовался Златолап. Клычок кивнул и, чтобы немного сбить спесь с рыжего котишки, кивнул на маленькую, но еще заметную царапину на плече Коршунка.
- Видал? - теперь уже Клык с гордостью покосился на брата. - А ты, - обратился он уже к Коршунку. - Чего надо? Вали, это наша теллитоллия.
Наверное, его фраза выглядела бы более устрашающей, если бы не постоянные "л" вместо "р". Поэтом Клычок решить нанести свой удар, в самое больное место чужой самоуверенности.
- Сам-то жмешься к бочку мамаши, - фыркнул он. - У тебя никогда не будет хлаблости, чтобы выйти из плиюта одному!

Отредактировано Клычок (26-07-2015 16:42:42)

Спал Львиносвет, как обычно - крепко и сладко, негромко посапывая во сне и уютно прижимаясь к мягкой шерсти подруги. Под боком у них еще сопели четверо маленьких котят, и эти звуки убаюкивали золотисто-рыжего воителя. Он всегда спал так, что и медвежьим ревом не разбудишь. Пусть хоть земля треснет, а спать нужно на совесть! Львиносвет сладко потянулся во сне и сунул нос под могучую лапу, одновременно обвивая хвостом дочерей. Конечно же, он не мог знать, что одна из них уже проснулась и заскучала. Он не услышал шороха маленьких лапок и возни, когда Галчонок попыталась схватить собственный хвостик, но, разумеется, провалилась, поскольку еще не очень твердо стояла на лапах. Сам Львиносвет спотыкался и путался в ногах чуть ли не до ученического возраста - главным образом из-за своего нетерпения и любопытства. Он хотел узнать все и поскорее, а потому обычно не смотрел под лапы, когда бежал на поиски приключений или исследования.
Львиносвет даже и не подумал просыпаться, когда по его спине и плечам запрыгал жаждущий приключений ребенок с твердным, как алмаз, намерением добиться своего. В глубокий сон Львиносвета понемногу врывались вопли любимой дочурки, и оттого сон расползался и таял.
- Мама! Папа! Проснитесь!
Он сонно заворчал и свернулся в клубок.
- Еще пять минуточек, Течение, - пробормотал он, очевидно, припомнив себя юным учеником и явно спутав прошлое с настоящим. Вот он лежит в своей палатке, рядом Ручеек и Куничка. Прижимаются они друг к дружке так близко, что их лапы и хвосты переплетаются.
- Вы обещали, что мы погуляем!
А, чего? Львиносвет дернул ухом и попытался поглубже нырнуть в чудесную страну снов. Кому это он пообещал погулять? Он спать хочет!
Ну же, вставайте! А то мы так и не узнаем, что там, снаружи! - не умолкал детский голосок. И золотисто-рыжий кот, упорно пытавшийся продолжить свое занятие и абстрагироваться от звуков, сдался.
- Во имя всех святых, - застонал Львиносвет. Он приоткрыл глаза и лениво глянул за спину. Взгляд сфокусировался на младшей дочке, видимо, полной сил и жаждущей новых открытий. Чего стоят ее горящие в предвкушении глаза!
- Галчонок... - сонно поприветствовал дочку Львиносвет. Похоже, ему пора привыкать к таким пробуждениям. Хотя кто говорил, что быть папой - легкая и непыльная работенка? Он глянул на остальных дочек - спят, ангелочки.
- Утра. Хотя, скорее, ночи, - зевнул он безмятежно, глянув на выход из Приюта, где только-только светало. Сколько же они проспали?