Кошка на удивление спокойно выслушивала болтовню Травоуса, не пытаясь перебить или заткнуть кота. Она просто молча ела предложенное угощение, иногда поднимая взгляд и реагируя эмоционально, ухитряясь отвечать лишь на те вопросы, что действительно требовали ответа. Возможно потому, что на прочие Травоус отвечал сам. Воину это очень даже нравилось - подобного собеседника редко найдешь в лесу.
- Оперение? Хорошее имя, - кот расплел лапы и вновь расцвел в улыбку. - Травоус. Я Травоус. Моё имя мне тоже нравится. Хотя в детстве меня звали Барвинком. То имя было более звучным, - лохматая голова склонилась к другому плечу, взгляд светло-зеленых глаз устремился вдаль куда-то между ушей ветряной. - Но оно... котёночье, да. Может, если у меня будет сын, я тоже назову его Барвинком. Хотя это несколько странно - называть сына своим именем. Вроде как... нескромно. Как думаешь?
Взгляд резко перепрыгнул на кошку, фокусируясь. Травоус ненадолго умолк, давая Оперению шанс высказаться. Обычно такие паузы возникали, когда мысли кота слишком быстро скакали с темы на тему, чтобы их можно было сразу выдавать вслух. На сей раз ситуация была обратной. Сонные мысли слишком неспешно, словно пушистые облака под легким ветром, переползали от одного имеющего смысл высказывания к другому, поэтому молчание чуть затянулось. По крайней мере до тех пор, пока "облака" не сгустились в новой точке.
- Где искать? - пробормотал кот, цепляясь за последнюю фразу Оперения. - Надо подумать... Землеройка сказала, они могли пойти в укрытие. Укрытий много. Но и котов ушло немало. Так сказал тот... Значит, они будут искать большое укрытие, ведь все привыкли жить в племени. Все-таки гнёзда! - Травоус дернул в стороны сразу обоими ушами и взмахнул довольно распушённым хвостом. - Гнезда двуногих, вот что я думаю. Или не гнезда. У двуногих полно всяких странных мест. Про некоторые мне рассказывал наши воины. Значит, они знают про них. Можно посмотреть в разных местах, - кот подскочил на лапы. - Уверен, если поискать где-нибудь... сперва там, потом там... кто-нибудь точно найдется. В любом случае, нам тоже надо будет где-нибудь переночевать. И желательно под прочной крышей. Представляешь, прошлой ночью всю мою пещерку залило водой. Я весь вымок! - Травоус возмущенно дернул носом. - Не люблю быть мокрым. Ладно, доедай мышку и идем!
Взмахнув хвостом, он развернулся и с целеустремленностью падающего дерева двинулся в выбранном направлении. В цветную голову не закралось ни капли сомнения, что практически незнакомая ветряная кошка может не пожелать последовать за ним. В сознании Травоуса, здоровом или больном, бодрствующем или одурманенном маком, все было устроено просто. Им обоим не помешает компания и небольшая помощь, они вполне сносно переносят общество друг друга - воин знал, что далеко не каждому коту нравится его постоянная болтовня, хотя и мало волновался по этому поводу - у них весьма схожие цели, так почему бы не путешествовать вместе?

--- Мельница

Логово воителей>>>>>>>>>>>

Седая грация снега и льда невольно заставляет восхититься и возненавидеть её. Деревья застыли неподвижно. Они спят до весны. На лес опускается почти космическая тишина, кажется, ещё немного, и от такой тишины сейчас заложит уши. Но нет. Обостряется слух, и понемногу начинаешь слышать, как снег крупными хлопьями падает на землю. Скрипит дерево, и эхо разносится на много метров вокруг. Словно в ответ ему докатывается эхо другого скрипа, и постепенно понимаешь – нет никакой тишины. Лес живёт своей жизнью даже сейчас, и жизнь более очевидна, чем летом, когда под каждой травинкой, под каждым кустом кипит суетливая деятельность существ больших и малых.
И всё же сейчас лес спит, лишь изредка появляется из норы какой-нибудь зверёк, да сосны поскрипывают.
Я дёрнула ухом. До меня донёсся тихий скрип снега под лёгким зверьком. Я направилась в ту сторону, стараясь казаться незаметной. Мой мех не слишком выделялся, только бы не показывать тёмную мордочку, которую было бы легко заметить на фоне белого снега. Моим глазам предстала полёвка, сидящая возле норы у высокого дерева. Я замерла за кустом и начала придумывать, как не спугнуть добычу. В этот момент я краем глаза заметила лёгкое движение. Я вмиг обратила всё своё внимание туда. Сначала я не могла понять, что заставило меня отвлечься от добычи, но затем из-за сугроба показался чёрный кончик носа. Белый мех зверька полностью сливался с окружающим снегом. Горностай тоже охотился на полёвку, и его шансы были явно больше, чем мои, я была куда заметней него, да и позиция оказалась не слишком удачной. Я уже внутренне готовилась к тому, чтобы уйти на поиски добычи в другое место, как ветер внезапно переменился. Хищник был всего в нескольких хвостах от дичи, но полёвка напряглась и потянула носом воздух, готовая в любой момент юркнуть в норку. Она высматривала белого горностая. Неосторожное движение с его стороны, и добыча ускользнёт. В этот момент мне в голову пришла нахальная по своей непредсказуемости идея.
Я пошевелилась в кустах, создавая небольшой шум. Полёвка немедленно повернула голову в мою сторону, и то определило её судьбу. Мелкий хищник не медлил ни секунды. Остренькие зубки сомкнулись на шее грызуна, не давая ему пискнуть, и в тот же момент я выскользнула из-за куста и сзади нанесла удар горностаю, переломив ему позвоночник. Я отдышалась и довольно хмыкнула. Мелкому хищнику стоило быть осторожней.
Правда, горностай в последний момент умудрился цапнуть меня за лапу. Я слизнула выступившую капельку крови.

Отредактировано Зарница (21-12-2013 18:05:59)

У горностая оказались достаточно мелкие, но остренькие зубки, которые впиваются в жертву крепко. Не зря же горностай может охотиться даже на кролика, который больше по размерам самого хищника. Не уверена, что хотела бы напасть на этого зверька, когда он не отвлечён ничем. Сейчас у меня был дополнительный бонус в виде отвлекающей полёвки, и всё равно хищник умудрился успеть извернуться гибким телом и укусить меня в надежде, что я выпущу его из лап. К счастью, другой лапой я уже наносила удар точно в шейный позвонок, а иначе неизвестно, чем закончилась бы моя охота.
Я задумчиво слизала капельку крови, выступившую из маленькой царапины, и в этот момент сзади совсем близко послышались шаги. Я напряглась. Мало ли, кому в голову придёт придти сюда. Рядом находились земли одиночек, так что нельзя было исключить встречу с ними, или из нашего лагеря на охоту могли направиться приспешники Когтя… Я бы, пожалуй, предпочла столкнуться с первыми. Одиночки не так страшны, да и познакомиться я успела со многими из них.
Однако голос подходившего кота меня порадовал куда больше, чем голос какого-нибудь знакомого одиночки. Я обернулась и не смогла сдержать нежного взгляда. Тут же хотела его спрятать, как вспомнила о том, что теперь это делать незачем. От этого осознания захотелось петь.
- Охота. Надо же соплеменников кормить! – пояснила я.
Хотелось подойти к чёрному воителю и потереться об его шерсть, чтобы вдохнуть ставший таким родным запах (и чтобы мой запах на шерсти Грача говорил соплеменникам «это моё!»). Но я не решилась подойти. Неизвестно ещё, как воитель это воспримет. Может, он не любитель всяких там нежностей. Оценив расстояние между Грачом и мной, я сокрушённо покачала головой.
- Что ты со мной делаешь? Теряю всякую бдительность из-за тебя. Ты всего в паре хвостов, но я лишь несколько секунд назад тебя услышала, - в глазах и в тоне, впрочем, совершенно не было разочарования, скорее уж была радость от встречи. - А если бы ты был врагом? – на сердце, действительно, было настолько легко, что я бы не услышала, наверное, и топот бегущего стада медведей.
Не только на сердце, мне, словно, дышать стало легче. Будто за спиной выросли крылья, сделавшие тело невесомым. Казалось, я могу куда больше, чем раньше. Я могу смеяться, могу радоваться жизни, могу, не скрываясь (и это главное), с обожанием смотреть на любимого, и не только смотреть, могу любить! А это немало, поверьте.

- Ты ешь горностаев?
Я хмыкнула. Прозвучало так, словно я ем только их.
- Представь себе, я существо, крайне неприхотливое в еде. Исключение составляют лишь лягушки, на которых у меня аллергия, и рыба… Во время путешествия я остановилась с сыном возле озера и почти две луны питалась только рыбой. Каждый день. Теперь я её даже видеть не могу. А так… больше никаких ограничений. Могу даже только духовной пищей подпитываться, - я усмехнулась, живо представив себя, пожирающей свет звёзд.
Почему-то духовная пища у меня ассоциировалась только со Звёздным племенем. Но я действительно ела не так уж много. Иногда я только вечером вспоминала, что нужно поесть.
- Хищник ли, грызун ли… мне без разницы. Я же не думаю, когда ем птиц, что те в свою очередь поедают червяков, а, значит, я, поедая птиц, ем и червяков, - только после того, как я сказала, мне пришла в голову мысль, что в будущем Грачу птиц есть уже не захочется.
В этот момент чёрный кот, за действиями которого я пристально следила, в один момент оказался рядом со мной, резко преодолев разделяющее нас расстояние в несколько прыжков. Я с шумом выдохнула, пытаясь, по-привычке, сохранить лицо, и не выдать своего смущения. Я заворожено слушала Грача, который находился так близко, и поймала себя на мысли, что слушаю его, не слыша. Моя голова, похоже, слегка отключалась, когда рядом находился любимый.
- Надеюсь, что не медведей. Их я тебе поймать не смогу.
Я невольно улыбнулась и вступила в «игру»:
- Хм, а это неплохая идея. Говорят, они вкусные.
Но следующая фраза уже сделала меня серьёзной. Хотя в глазах и появился мечтательный огонёк.
- Не успела. Однако… я помню их. И никогда не забывала с тех пор, как ушла. Странно, того одиночку я не помню… совсем. Даже имя из памяти стёрлось. А родные земли, которые я покинула раньше, будто навсегда врезались в память. Наверное, многое изменилось… - эта мысль стала для меня какой-то светло-грустной, вспомнились погибшие на пожаре сёстры, с чьей смертью я давно смирилась, но всё же…

- Ну что ты творишь? Я же как раз собирался пообедать птицей!
Я не выдержала и приглушённо засмеялась.
- Ну, так ешь, если хочешь, - фыркнула я, - Червяков испугался. Подумай, кому из вас хуже приходится. Ты же их ешь, а не они тебя. Ладно, хватит, а то, боюсь, я тебе совсем аппетит отобью.
Тут Грач сказал такую вещь, которая заставляла задуматься. Нет, быть после смерти закопанным в землю – это совсем не страшно. Почему?
- Думай дальше. Не останавливайся на этом. Наши тела станут землей, потом на этой земле вырастет трава, цветы, деревья. Быть даже после смерти частью жизни – разве это не прекрасно? Хотя бы малой частицей – уже это немало. Смерть от жизни неотделима. И это только тело. А ведь ещё есть душа, которая будет жить дальше.
Мне вспомнилась байка, рассказанная мне старой одиночкой, к которой привёл меня Жребий. Один кот верил, что его душа будет жить, пока существуют те, кто его помнит. Он начал творить жуткие вещи. Захватил большие территории, казнил многих, убивал и стариков, и котят. А умер в расцвете жизни несчастным. Тут есть, над чем подумать. С одной стороны, если о нём рассказывают хотя бы в виде байки до сих пор, значит, его душа жива. Но с другой стороны, если вспомнить все рассказы и поверья, такая душа, скорее всего, отправится в места не слишком приятные. Так есть ли смысл в таком существовании? Я его не видела. Надо жить так, чтобы потом можно было сказать: «я прожил эту жизнь не зря».
Последнее предложение я, задумывавшись, целиком произнесла вслух.
- Те же деревья… Ты уверен? Даже после пожара? – я нахмурилась.
Я не могла простить себе того, что была в это время далеко, а мои соплеменники умирали.
- Я хочу посмотреть места, где прокатился пожар.
«Я хочу увидеть места, где умирали мои сестры».
- Ты мне покажешь? Только надо занести дичь в лагерь, - я кивнула на горностая и полёвку

Отредактировано Зарница (22-12-2013 13:38:04)

Я невольно засмеялась, когда услышала сварливый голос Грача. Почему-то меня совсем не раздосадовало то, что вся моя проникновенная речь пропала впустую. Просто есть те, кто склонен к философии, а есть те, кто ещё… не дорос до неё. Может быть, когда-нибудь позже Грач вспомнит мои слова. Их нельзя выслушать и сразу же понять, до этого нужно дойти самому, прочувствовать внутри.
Я решила, что больше не буду говорить о философии, которая бывает достаточно трудна для восприятия. Лучше быть самой обычной кошкой и ничем не выделяться. Вполне возможно, что я смогу найти того, с кем можно поговорить об этом. Возможно, с целительницей. Не зря же я несколько лун в детстве помогала целителю. Хочешь не хочешь, а чему-нибудь да нахватаешься.
Я отвела взгляд. Пусть несколько своеобразное восприятие мира будет моим маленьким секретом от Грача. Наверное, от тех, кто всегда находился в племени, другого не стоит ожидать. Я давно заметила, что мышление племенных сильно отличается от мышления одиночек. Племенные словно ограничены своими границами, отделяющими их территории от других. Но вот ты оказываешься вне этих границ и узнаёшь, что жизнь на одном племени не заканчивается, она и дальше кипит, развивается, не стоит на месте. Побыв достаточно долго вне племени, постепенно начинаешь воспринимать мир в целом, выходящим за установленные рамки. И сначала ты воспринимаешь себя «я кот своего племени», пока беда не заставляет все племена объединится для борьбы с общим врагом, когда ты становишься «я житель леса четырёх племён». А побывав за границами и познав ту жизнь, ты уже воспринимаешь себя «я житель этого мира».
- Тогда в племени еще была Перепелка, тогда не было даже Ворона с Иволгой... Они родились где-то луной после этого пожара.
Я дёрнулась, но никак не прокомментировала эту фразу.
- Да оставь ты ее здесь. Прикроем снегом и землей, вернемся на обратном пути.
- Хорошо, - отозвалась я и быстро забросала снегом добычу, - Пойдём?
Ещё бы не забыть, где я её оставила. Хотя… нос то мне зачем? Найду.
Я примерно помнила дорогу к территориям Сумрачного племени, поэтому направилась в ту сторону первой. Сделав несколько шагов, я остановилась и обернулась к чёрному коту:
- Я, конечно, знаю, что у тебя есть дети, но не спрашиваю про их мать. Не потому, что мне не хочется узнать, а потому что не хочу без спроса лезть в чужое прошлое.
Я с самого начала решила, что не буду выпытывать у Грача про его отношения с этой Перепёлкой. Так было бы правильно. Я предоставляла ему выбор самому выбрать рассказать мне или нет, и если рассказать, то что именно.

>>>>>>>>Обгоревший платан

<<<<< Главная поляна
Я трусила следом за Искрой Пламени. Ещё на выходе из лагеря я учуяла свежий запах Грача. Но с тех пор, как я узнала о будущем потомстве, идея восстания отошла на второй план. Да и Пасмурица теперь находилась под бдительным взглядом Когтя, я, как-никак, боялась за неё. Всё-таки не только моя соплеменница, но и подруга, и бывшая ученица...
Меня окружали запахи котов. Территория Грозового племени до сих пор внушала мне вселенский ужас, но я уже свыклась с этими деревьями, с этими тропами, с этими кустами и колючками. Они постоянно были в моей шерсти. Но, конечно, родное небо, пустошь, звезды, запах и вкус ветра манили меня домой, и я с непередаваемым счастьем выбегала на свои земли каждый раз, как только мой путь пролегал там. Одним нам не разрешено было ходить. А так я бы договорилась с Звездоцапом, чтобы я жила там, раз уж он стол лояльней ко мне из-за будущих котят.
Мы подходили к какой-то отдаленной территории. Я тут бывала раз, не больше, а сейчас, выдохшаяся, уставшая, лишь с неудовольствием поглядывала вкруг себя и активно распознавала запахи.
- Горностай, Грач и кошка, которая была в его племени раньше. Не помню, как зовут, - я замахала хвостом и ещё раз попробовала воздух. - Были тут совсем недавно, наверное, мы бы столкнулись с ними, если бы шли в одну сторону. А ушли они... туда, - я махнула в сторону, куда уводил след двух котов. - Охотятся, наверное. Не стоит им мешать, - я многозначительно посмотрела на Искру, считая, что та обязательно доложит о "выходке" двух котов, которые гуляют без кота, отмеченного Звездоцаповой "дланью".
- Ну что, мы все с вами посмотрели тут? Можем идти? - я поглядела на оруженосцев. - Так, ну-ка, а вы чувствуете то же, что и я? Огнистый? - я старательно избегала Долголапа, ученика Искры Пламени, но в глаза обоим внимательно посмотрела, ожидая ответа от обоих.

Отредактировано Говорящая с Космосом (22-12-2013 19:24:46)

ВСЁ СНАЧАЛА

Это была странная история. Короткая и яркая, вспыхнувшая на миг как комета и тут же угасшая. Всё это случилось, конечно же, из-за меня. Звёздоцап говорит, говорит, говорит. Потом я убегаю, трус, слабак.
Не хочу смотреть, как всё превращается в пыль.
Ищу новое пристанище для своего бродячего сердца. Найти бы Течение. Не нашел. Пытался. Искал.
Наверное, сразу пошел не в ту сторону. Однако мне повезло найти её. Трудно даже представить, что я почувствовал, когда разглядел её среди пепельно-серого города, обломков и мусора. Шерсть яркая, словно хоровод спелой пшеницы и тепло-оранжевых осенних листьев, глаза - изумрудно-зеленые, как молодая трава на лесных полянах. Лес... я быстро забыл про лес.
Внешнее впечатление оказалось умопомрачительно прекрасным, оно и свело меня с ума. Хотя внутреннего огонька я в ней не увидел.
Она была скромна и пряма со мной, не навязывала мне никаких обязательств, ничего не просила. С ней было спокойно и тихо, как в теплую летнюю ночь.
Завертелось, закружилось. Я перестал искать Течение, мы стали жить в каком-то старом сарае недалеко от города. Было хорошо. Хоть и грустно. По свободе.
Суть заключалась в том, что всё это было лишь плотской заменой большому возвышенному чувству, когда-то тронувшему сердце. Через луну, а может и полторы, у меня появились дети. Странные штуки. Их было всего двое и с самого начала я не знал, что с ними делать.
Она разобралась сама.
Всё это было мне чуждо, эти пищащие меховые комки, их громкий писк и скреб маленьких лапок.
Комок в горле.
Нет. Мне необходимо было назвать их как воителей. Вырастить их как воителей. И у нас было бы собственное племя, которое не под силу разрушить никакому Звёздоцапу. Один из них был похож на меня. Странное существо. Оленёк, так я его назвал.
Вторая, девочка, вылитая мать. Речушка. В честь потерянного мной Речного племени.
Я охотился для них, они любили меня. Возможно, больше, чем я того заслуживал.
Чувствовал себя чужим.
Мое место в лесу, там, где река и много деревьев. А не рядом с ними.
Она это чувствовала, как и чувствовала мою проходящую любовь.
Кажется, её и не было вовсе, любви этой.
Вскоре всё кончилось. Однажды я пришел и не заметил её. Только два пищащих комочка в наскоро сделанном гнездышке из соломы и перьев.
Вышел, осмотрелся.
Нашёл её у гремящей тропы. Только по запаху понял, что это изломанное тельце, посеревшее от дорожной  пыли и грязного снега - это она.
Кажется, это меня убили. Не её.
Рядом с ней, в снегу, лежала маленькая полёвка. Последний подарок Оленьку и Речушке.
Я не мог им дать ничего.
Я грел их всю ночь и пытался им скормить эту несчастную жеванную полёвку. Речушка не хотела есть, только пищала и мелко дрожала всем своим пшенично-золотистым тельцем. Оленёк, оголодавший к утру, набросился на кусочки разжёванной полёвки и давился ими, утробно урча.
Речушка похолодела. У неё больше не осталось собственного тепла. Она затихла и умерла.
Мы остались вдвоем.
Сквозь пронзающий холод и какую-то странную пелену, застилающую глаза, я видел мать и дочь вдвоем - на серебряном поясе? В воздухе? Рядом со мной?
Их солнечные силуэты растворялись и блекли, и вот они покинули меня.
Утро пришло ко мне внезапно. Ударило наотмашь охапкой снега.
Оленёк пищал. Ветер выл.
Назад в племя. Назад. Они примут меня, даже такого. Или хотя бы его... Оленька. Я смотрел на него, дрожащего и жмущегося ко мне, голодного. И мокрая пелена застилала мои глаза.
Что это? Кто это? Как это?
Почему комочек кудрявого меха стал мне дороже жизни?
Я собрал себя в охапку. Я бежал. И казалось, город расступался передо мной, собаки отходили, пропуская меня, бродячие кошки делились едой. Или это я сам? Сам рычал на них, глядя безумными, холодными и пустыми глазами?
Пусть только попробуют тронуть моего сына. Пока он жив, жив и я. И мои клыки. И мои когти. Только попробуйте...
Оленёк оказался настоящим храбрецом. Нужно иметь большую смелость, чтобы выживать в этом холоде.
Мы бежали.
Я сжимал его загривок в своих зубах, а он почти не пищал. Крепыш, крупный комочек серого меха. Мы прижимались к гремящим тропам, сливаясь с ними. Мы бежали темными переулками.
Мы бежали...
Я не помню, когда дошел до леса. Мой взгляд померк, я там же упал, как раненный зверь, укрывая своим телом Оленька.
А наутро проснулся в лесу.

Бурлящее Сердце поднял невидящий взгляд к небу. Его серую шкуру укрывал выпавший снежок. Острый коготь будто резанул по сердцу, и он опустил голову, нащупывая у своего пушистого живота меховой комочек. Теплый.
Бока еле вздымаются. Но хоть что-то. Дышит.
Оленёк пережил ночь. Серого кота немного лихорадило. Мы убьем Звёздоцапа. Мой сын подрастет, и мы убьем его. И я снова стану Ручейком.
- Просыпайся, маленький, - он ткнул сына в серый бочок, словно ещё раз пытаясь проверить, жив ли котёнок. Поднялся и поднял Оленька.
Медленно, на тяжелых лапах пошел вперед, не разбирая дороги. Его лихорадило. В голове было совершенно пусто, будто кто-то сожрал все его мысли и чувства. Кроме одного, пожалуй. Того самого, которое заставляло его через снег и северный ветер тащить своего котёнка куда-то, возможно, на растерзание врагам, возможно, к спасительному теплу.
Сосны восходили к небу и казалось, шатались и брели вместе с ним, подгоняя и сопровождая Бурлящее Сердце. Ветер бил его в морду, снег закрывал обзор. Но ветер принес запахи...
Он учуял один знакомый. Один...
Она...
Бурлящее Сердце замер, чувствуя, как учащенно бьется в груди жаркий ком кровеносных сосудов.
От удивления и радости он чуть не выпустил из пасти Оленька, но вовремя опомнился и сжал его загривок крепче.
Поднял тяжелую лапу и приложил к груди, нащупывая длинный старый шрам. Тот самый.
Шаг за шагом, ближе и ближе, он подходил к патрулю. Выпустил когти - если они окажутся агрессивны по отношению к нему, придется защищать Оленька.
Патруль... какие-то незнакомые коты. Расплываются перед глазами.
Отощавший, заморенный серый кот с комочком серого меха появился перед воителями. Серый котёнок сливался с ним и почти не был заметен.
- Говорящая с Космосом.
Он побрел к ней, к чёрно-белому силуэту. Хотел сказать, попросить помощи - узнает ли она в долговязом одиночке котёнка, которого чуть не убила во время большой битвы Река-Ветер? Который чуть не убил её саму...
- Ссс... - голос куда-то пропал, ноги подкосились, и Бурлящее Сердце чуть не рухнул перед бывшей предводительницей. Но устоял. Ему не было дела до других котов. Только она.
Он хотел попросить её спасти Оленька, но не смог. Ничего уже не слышал.
Всё будет хорошо сынок, я тебя спасу.
Замурчал из последних сил, будто стараясь этим вибрирующим звуком согреть замерзающего малыша.

Монстры. Чудовища на четырех лапах, низкие, длинные, с озлобленными мордами и огромными клыками, мерзкие, ужасные. С вытянутыми мордами и большими ушами, с острыми когтями. Бегают по городу, извиваясь телами, рыщут, рыщут, как запрограммированные, зомби в поисках мозгов. Бегают. А они прячутся. Кто "они"? Оленёк не знает, он смотрит только на чудищ с длинными когтями. Кто-то из "них" называет чудищ куницами, слишком безобидное название для кошмаров. Куницы ищут "их", спрятавшихся и молча ожидающих гибели, куницы вот-вот найдут, куницы уже ломятся в старую гнилую дверь, уже свет снаружи проникает в покосившийся сарай, но "они" уже будто все смирились, молчат и ожидают.
- Просыпайся, маленький, - куницы расплываются, умирают под снегами и холодом. Сонный котенок поднимает голову, словно пьяный. Он забывает о кошмарах, о куницах, о "них", о себе самом и смотрит тупым взглядом на исхудалого отца, без малейшего проблеска эмоций. Оленёк не может ни о чем думать, пожалуй, он забыл даже, что он - "Оленёк". Разум у него отказал уже давно, оставив пустую оболочку, желающую лишь спастись, лишь выжить, мерно заглухающую под натиском трудностей и горя. Не понимает ничего, смотрит на окружающий мир пустыми, стеклянными и равнодушными глазами. Как зомби, желающий еды, тепла, сна. Они спят, они едят, они греются собственными телами, зарывшись в снег, но этого мало. Еда словно проскальзывает через них, их тепло глотают морозы, они постоянно просыпаются от голода и холода.
Бурлящее Сердце помогает сыну встать на отощалые лапы, берет его в пасть и несет дальше, навстречу ветру и снегу. Уже неясно, когда они вошли в лес, да и входили ли коты в него или же все время блуждали кругами? В памяти проблескивает силуэт знакомого домишки на окраине города... Значит, его не всегда окружали сосны и морозы. Проблескивает тепло, еда, проблескивает ласковая мордочка матери, радость и веселье, жизнь во всей её красе, с детскими страхами и весельем. С трудом удается вспомнить хоть что-то, но после воспоминания словно подцепляют котенка, уносят его с собой. Приходится их отгонять.
На какой-то из дней он перестал ощущать все, даже ноющее чувство в животе и постоянное желание тепла утихло. Тело тоже перестало слушаться. Плохо, наверно, но он не обращает внимания. Нет сил ни на что.
Отец остановился, котенок лениво раскрыл очи, пытаясь хоть что-то разглядеть в снегах. Коты. Он равнодушно смотрит на их фигуры. Когда черно-белая, как корова, кошка забирает его у Бурлящего Сердца, он пытается противиться, раскрывает озябшую пасть и вопит, но подаренное тепло затыкает маленький рот. От него тело начинает колоться, просыпается. Оленёк непонимающе пытается вслушаться в заплетающиеся голоса, с тревогой смотрит на отца. Кто это? Кто такой Ручеек?

Говорящая с Космосом...
Он хотел закрыть глаза, улыбнуться и раствориться в её теплом щебете, слушая, как она произносит его старое имя, волнуется за него и котёнка... котёнка!
Бурлящее Сердце широко открыл глаза и посмотрел на своего маленького сына. Тот, кажется, проснулся и тоже смотрел на него. И в этом взгляде была тревога. Оленёк не пищал, даже не дергался. Бурлящее Сердце не верил в то, что сын просто спокойно реагирует на ситуацию - вернее всего, у него просто не хватало сил производить движения и звуки. Однако то, с каким доверчивым испугом смотрел Оленёк, пробудило в нём бесконечную жалость к замерзающему котёнку и желание защищать его до последнего вздоха.
Осторожно и мягко Говорящая с Космосом забирает у него котёнка, и только тут в отощавшем коте просыпается голос.
- Это мой сын, - говорит он, то ли хвастаясь, то ли оправдываясь. - Мой сын.
Хоть Оленёк и не весил почти ничего, стоять сразу стало как-то легче. Это Бурлящему Сердцу не понравилось. Он хотел забрать Оленька, ведь это ему предназначено защищать серого кудряша. Будь на месте Говорящей с Космосом кто другой, Бурлящее Сердце уже накинулся бы на него в сердитом отчаянии.
Она приказывала им, как это было раньше. Она оставалась предводительницей даже в звездоцаповом Тигрином племени. Вот только власть её была тонка, как лёд на реке после первого морозца. Также зыбка и непрочна, как земля у верховых болот. Наверное, поэтому вперед выступила рыжая незнакомка. Ему, в свою очередь, почему-то вспомнилась Штормовая, которая защищала его в Грозовом племени. Опасная кошка.
Но у него так всю жизнь - Бурлящее Сердце никогда не мог сосуществовать вместе со спокойными, тихими кошками. Он любил только опасных, экстремально опасных, от которых за версту веет жаром, бунтом, переполохом. Обычно, от таких ему просто-напросто сносило крышу, и Бурлящее Сердце уже никогда не мог избавиться от всепоглощающей любви к грозному образу.
А рыжая кошка говорила, говорила. Бурлящее Сердце слушал её вполуха и всё глядел на своего сына. Ненавижу, - думал он, и воспаленный мозг наливался злостью. Ненавижу её! Своим равнодушием она убивает моего котенка!
Бурлящее Сердце заскрежетал зубами и повернулся к рыжей кошке. Я унижусь. Но когда-нибудь наступит пора, когда я смогу отплатить тебе той же монетой.
- Я буду охотиться за двоих, - подал он голос, с ненавистью глядя на рыжую. - Для котёнка и для племени. Только дай мне немного оправиться.
И прикажи уже этому патрулю отправляться в чертов лагерь!
Он готов был убить рыжую прямо сейчас, и только страх за Оленька останавливал его. Если мой сын умрёт, я изорву тебя на куски и скормлю псам Двуногих.
Загривок Бурлящего Сердца был встопорщен. Он потянулся к Говорящей с Космосом, чтобы взять своего сына. Взгляд стал теплее, потому что он любил черно-белую кошку и не желал ей зла.
- Это моя ноша, - тихо прошептал он, касаясь носом усов Говорящей с Космосом и чувствуя на своей морде её теплое дыхание. Опустил голову, аккуратно обхватил загривок кудрявого котёнка и взял его, чувствуя, как тёплый комочек прижимается к груди. Вперёд. Туда, где светит наше с тобой солнце.