<=== Река
Я все еще чувствовала забытый запах Крапивницы, будто бы облаком следующий за мной. Старалась прочувствовать его заново, полностью, каждую травяную ноту, привкус нежного молока, остроту кожи. На закрытых веках ее образ прорисовывался до каждой черточки, до боли родной и привычной.
Вместе с тем, я чувствовала, как постепенно, словно песчинками разлетаясь, образ ускользал от меня. Зеленые глаза мачехи усиленно избегали моего взгляда, а только что бывшая такой четкой и яркой фигура стала бледнеть и растворяться в тенях. Хотелось крикнуть: «Нет, подожди», но я прикусила себе язык, и лапы мои все так же твердо ступали по холодной земле, по знакомым тропам к лагерю. Крапивница беспокойно забегала, будто бы опасаясь того, что ее тело неотвратимо распадается на миллионы частиц, но я ничего не могла ей сказать, лишь безмолвно наблюдала, как в последний раз умирает моя мать. В ее движениях начало проскальзывать отчаяние, черное смешалось с белым, и она обернулась, в последнем движении устремив травяной взор на меня. Наши взгляды встретились.
Я открыла глаза.
Открыла и остановилась – почему-то было тяжело дышать. Восстанавливая сбившееся дыхание, я словно впервые осматривалась вокруг, подмечая шорох опрелых листьев, шелест сухих ветвей, стрекот насекомых, пение птиц. Шум реки все еще слышался за спиной, хоть водяная нить и осталась далеко позади. Было прохладно и пасмурно, влага собиралась на носу, и чувствовать, концентрироваться на этих ощущениях было до жути удивительно и почти по-настоящему больно.
Мои легкие будто расправлялись с каждым вдохом – с каждым разом все больше воздуха наполняло мою грудную клетку, все больше запахов ударяло в нос, все ярче звучал мир вокруг меня. Долгое время я не замечала этого, но сейчас… сейчас это не приводило меня в восторг, но позволяло наконец ощутить себя здоровой, настоящей, полноценной. Словно пелена спала с моих глаз, и я вспоминала заново, что такое мир вокруг меня.
– Если бы ты был здесь, Взгляд Неба, – тихо позвала я, подняв свой взор ввысь. Небо было затянуто серыми тучами, абсолютно не похожими на глаза отца. Облака скрывали вечного безмолвного наблюдателя, и я чувствовала, что я – одна. Крапивница ушла навсегда, и невольный памятник моему отцу сокрылся от мира. Но… я не чувствовала больше страха. Не чувствовала пустоты внутри себя, не чувствовала истязающей всепоглощающей боли в глубине груди. Только мерный и спокойный, непоколебимый стук сердца, гоняющего еще горячую кровь по сильному и смертоносному телу, телу, способному стать безжалостным орудием. Видение Крапивницы позволило мне осознать то, что я не видела долгие луны, серые в своем отчаянии.
Утопая в собственном бессилии, задыхаясь в безысходности, мы умираем, ослепленные жалостью к собственной судьбе, не замечая, как на самом деле сильны наши души, как бесконечно изменчива реальность. Мы – есть властители наших судеб, строители будущего, вершители суда. В наших руках сосредоточена великая сила, которую мы, будучи слабыми духом, заведомо отвергаем. Всегда проще отдаться страданию, чем оскалиться в ответ обстоятельствам, упиваться собственной никчемностью, чем пробираться сквозь тернии. Я совершила ошибку, погрязнув в разврате собственной агонии. Но теперь я вижу: мое предназначение – не сидеть, сложа лапы, лелея свое прошлое, но вступить в настоящее беспощадной неостановимой волной, нести правосудие и ярость, кровь и порядок, месть за то, что осталось позади, за оборванные нити, холмы на красной земле. Я – есть неупокоенный призрак минувших дней.
Все ближе был лагерь, и все сильнее с каждым шагом я чувствовала себя. Моя сила имела корни в новом, открытом взгляде, и я знала, что в моих небесных глазах сейчас отражается холодная несгибаемая сталь. Я видела перед собой лица тех, кто должен был ответить – шептала их имена, по крупице восстанавливала их образ. Теперь, благодаря Крапивнице, я знаю, что мне делать.
Спасибо… мама.
Лагерь встретил меня напряженной атмосферой и резким ароматом крови. Я даже принюхалась – несмотря на недавнюю стычку с целительницей, запах крови теперь снова казался новым, каким-то… ожидаемым? Возможно, для меня это лишь осознание того, что ждет меня впереди.
Стройное, сухощавое, жилистое тело распростерлось посреди главной поляны. Даже издалека было видно, что кошка умерла не здесь – крови под ее телом было немного, а на земле виднелись борозды, пропаханные от тащимого тела. Пришлось приблизиться, краем глаза отмечая остальных участников патруля – они выделялись потрепанным видом и особым взглядом. Вокруг тела уже собрались соплеменники, но не подходили совсем близко, чем дали мне свободу действий – я приблизилась к мертвой.
Изломанная, израненная, истерзанная – такой стала бывшая красавица-воительница Белка, отличавшаяся неукротимым характером и статью. Ее боевые навыки были совершенны, ее сила была неоспорима. Рыжая шерсть смешалась с грязью и кровью, а глаза навечно застыли в немом ужасе. Страх перед собственной смертью – неужели он существует в жизни воина?.. Не берусь судить. Я смотрю на свалявшуюся рыжую шерсть, на неестественно вывернутые суставы, сломанные кости, и вижу лишь маленькую дерзкую ровесницу, ставившую всю палатку на уши своим неугомонным характером и жаждой приключений. Казалось, от тех лет отделяет всего один шаг, недолгие прожитые нами луны. Вечно жизнерадостная и бойкая Белка, летящая впереди всех, надежда и предмет гордости многих, на которую возлагали надежды, и которые она с легкостью оправдывала; вечно тихая и незаметная Вестница, которая пересчитывала в очередной раз травы в палатке целителя, да неумело пыталась справиться с боевыми приемами, хотя ее пытались наставить на путь охотницы. Что же… где теперь она и где теперь я.
– Прощай, Белка. Твой путь окончен. Я продолжу его вместо тебя, – тихо-тихо прошептала я, склонившись к самому уху уже хладного трупа.
И резко отошла прочь, не глядя, как Синегривка закрывает глаза соплеменницы, как тяжко вздыхают окружающие. Рядом промчалась Хвоя, запрыгивая на скалу и громогласно вещая вокруг о смерти Белки и цаповцах, о мести и позволении, о том, что мы должны сделать. Ее речь меня не вдохновила, но я проследила за реакцией соплеменников: кто-то одобрительно кивал с мстительным огнем в глазах. Кто-то недоуменно озирался и даже смотрел с опаской. Чьи-то лапы выстукивали нетерпеливый воинственный ритм, а кто-то тушевался, прижимаясь к близким. В целом, реакция была неоднозначной, но это не остановило запал предводительницы. Быстро раздав поручения, она вдруг заговорила о посвящении. Было похоже на стремление восполнить запас воителей, однако и вправду котятам пора было посвящаться.
– Громик, твое новое имя – Гремящий. Твоей наставницей будет Предвестница Зари, – Хвоя взглянула на меня с таким превосходством, явно едва сдержав усмешку. Я лишь подняла брови и мягко улыбнулась, с прежней забытой грацией скользнув меж собравшихся соплеменников к названному новоявленному ученику. Неужели она думает, что доставила мне тем неудобство? Ученик, конечно, отнимет огромную часть моего времени, и не сказать, что я желаю этого, но это как минимум – глина в моих лапах, песок под когтями, только и ждущий, когда его заставят принять желаемую форму, неиспорченный, неискушенный, внушаемый… Удобный.
Я подошла к черному котенку – самому крупному из всех – и коснулась носом его носа, смотря на него с непоколебимым спокойствием.
– Рада стать твоим наставником, Гремящий. Поздравляю с посвящением, – вежливо отрапортовала я, шевельнув левым ухом.
Я взглянула на Львиносвета, который явно не выглядел особенно радостным. Проследила за ним, хоть и не слышала, что именно он говорил. Его настрой завлек меня – я даже отвлеклась от своего нового подопечного, чтобы пронаблюдать за ним. Впрочем, всех нас прервало явление чужого.
– Будь рядом и наблюдай, – мягко произнесла я, чуть напрягая мышцы, что было хорошо заметно на исхудавшем теле. Одиночка стоял достаточно далеко от нас, да и быстро был окружен воителями, озираясь с почти испугом, – Считай это первым своим уроком, Гремящий. Никогда не полагайся только на свою силу, но верь своей мудрости. Она– главный твой козырь, – бросила взгляд на ученика и снова перевела его на одиночку, – Полагайся на свой разум и рассчитывай свои силы. Никто не всесилен.
К ним приблизился Полет Коршуна, притащив еду, и я заметила в его глазах отблеск разочарования. Несмотря на собственный голод, я коротко качнула головой и снова посмотрела на Гремящего.
–Однако ты должен стремиться к этому, – тихо закончила я и оставила ученика в одиночестве, направившись наконец к скудной куче с едой. Это обещает быть интересным.
Однако ни ученик, ни смерть Белки, ни даже вторжение одиночки не занимало меня сейчас. Я чувствовала, как незаконченное дело разъедает мою душу, скребет где-то под сердцем. Отпущенные обрывки воспоминаний о Крапивнице и Взгляде Неба медленно сгорали в пламени прошлого, но стальные глыбы боли и тоски о Течении не могли оставить меня. Я чувствовала, как острая необходимость увидеть его гложет мое сердце. После его смерти я так и не смогла посетить его могилу…
Решительно свернув с намеченного пути к пище, я вывернула на тропу к выходу из лагеря, бросив последний взгляд на стоявшего неподалеку раненного Клыкастого.
===> Кладбище
