Оперение следила глазами за тем, как, учуяв запах метки, зло затявкала чёрно-белая псина, будто пытаясь запугать расползающийся над полом резкий запах. Оперение сморщила нос – он достиг даже её, знакомый запах Грозы, только куда более сильный и ярко выраженный, чем запах трёхцветной шерсти её недавнего знакомого, который сейчас сидит рядом с ней на балке.
Травоус завозился, собираясь, видно, последовать примеру грозового, решившегося бороться с собаками таким оригинальным методом. Но, заслышав её слова, он повернулся к ней, глядя в упор – прямо и просто. Оперение ответила спокойным взглядом, где на самом донышке плескалось мрачноватое, наполовину неосознанное предчувствие, зароненное к ней в душу случайным взглядом широкоплечего речного.
- С такими мыслями мы вполне можем прямо сейчас попрыгать прямо в их пасти, - он был просто непрошибаемо-спокоен, как и всегда, но теперь серьёзен. И ещё в его голосе слышалась какая-то иная интонация. Оперение вслушалась, пытаясь разгадать еле заметные изгибы голоса и расшифровать их тонкие особенности – и поняла, в чём дело. Он был недоволен, прямо как наставник, отчитывающий ученицу, плохо усвоившую урок. Молодой, но терпеливый наставник. Она едва заметно улыбнулась этому выражению – оно было неожиданно тёплым и домашним. И оно было способно поддержать даже по-настоящему отчаявшегося, не только её. Какой же он всё-таки чудный, этот Травоус...
- Посмотри на меня, - она и так смотрела, не мигая, спокойно и внимательно, думая, что лучше Травоуса кота поискать, хотя с первого взгляда это и не видно. Ну, болтун и болтун, ну, компанейский парень, да разве это о чём-то говорит? Она готова была поспорить, что мало кто замечает в нем то, что сейчас открывалось ей. Это неравнодушие и желание не просто тянуть лапы сквозь тину, а ещё и волочить за собой всех, кто попадётся, кого надо и не надо. Вот такую тютю, например, как она. Ну надо же, увидела какой-то взгляд - и перепугалась, начала тут лекции по концу света читать. Ей снова стало стыдно, но это было даже приятно.
- Всё будет хорошо, - и вновь – такая уверенность, словно внутренний компас в его голове выполняет по совместительству ещё и роль увесистого валуна, заключающего в себе залог его твердости и удивительного спокойствия. Надо же, камень в голове, и что ты ни делай, ему хоть бы что – уверенный, как всегда. Она понимала, что это обманчиво, что ни у кого в голове не лежит на самом деле серый гладкий валун. И от этого начинала ещё больше уважать Травоуса – забавного и обаятельного, вроде бы просто лёгкого и поверхностного кота, который на деле глубже многих глубокомысленных философствующих товарищей.
А он продолжал говорить, и хорошо говорить, и от его голоса – даже не от слов – просто становилось теплее.
- Хорошо не образуется само собой, - голос его звучал твёрдо и слегка разъясняюще, это было немного смешно и здорово, снова так, будто она была непонятливой ученицей, а он – терпеливым наставником. - Но если мы не будем паниковать и дрожать от страха, ожидая собственной смерти, то обязательно что-нибудь придумаем. Они, - он взмахом хвоста указал на собак, - всего-лишь собаки. Не всесильные непобедимые твари, от которых нет спасения. Глубоко в своей сути - они такие же как мы. Им может быть страшно, может надоесть, они могут испытывать голод и ошибаться. И если идея Чистовода не сработает, то мы придумаем что-нибудь ещё, что позволит нам спастись.
Она верила ему. Его слова тон, а больше – его собственная поддерживающая уверенность и надежда придавали сил, и даже тёмная плёночка тревоги перед её глазами истончилась. Что бы там ни было, а ни он, ни она сегодня с этой балки не свалятся, хоть псы залейтесь и захлебнитесь злобой. Ну, уж с Травоусом-то точно ничего не случится – она все силы на это положит.
Она улыбнулась сильнее и негромко сказала:
- Да я и не собираюсь ждать смерти, конечно, - в её голосе послышалась лёгкая ирония, и она чуть отклонилась назад и прикрыла глаза, прерывая непрерывность и пристальность взглядов, быстро скользнув своим по стене над собачьими спинами. - Просто я думаю, что пережидать их – не самая лучшая идея. Полагаю, можно придумать что-нибудь по...
...- Ма, они говорят! – этот возглас снизу заставил её умолкнуть. Голос котёнка был удивлённым и почти спокойным, а в следующие несколько секунд послышался резкий крик матери, тщетно пытавшейся удержать дочь на балке, и короткий удар, и хруст. Взгляд Оперения метнулся в их сторону так быстро, как это только было возможно, но она увидела только, как гибкие лапы и хвост кошки-матери мелькают под балкой, - она прыгала вниз, в пасти собакам, в смерть...
- Нет!.. – голос вдруг осип и вскрика не получилось - так, хрипловатый шёпот. Оперение напряглась, удержав собственное движение – прыгнуть вперёд и вниз, следом, и замерла, до боли впившись когтями в балку. Под палец впилась заноза, но она не заметила, глядя лишь, как метнулись здоровенные и на первый взгляд неповоротливые, вмиг становящиеся глянцево-льющимися и стремительными тела трёх собак, как тяжеленные челюсти сомкнулись на горле кошки, и как затем все трое страшных охотников со скромным торжеством убегают сквозь прямоугольные двери. Всё. Вот и всё.
... Раздался сухой стук лап – это всё тот же грозовой, который пытался пометить псов, спрыгнул вниз, на блестевший лужицей крови пол, забыв об осторожности и о том, что псы могут вернуться. Конечно, это были его соплеменники, но всё же... Оперение прищурилась, насторожённо глядя на дверь, где исчезли псы. Но шли секунды, прошла почти минута – кот внизу осторожно обнюхивал кровавую лужу. Оперение услышала его прерывающийся голос:
- Небоцветик?.. – значит, он точно знал этого котёнка. Котёнок... Оперению представилась мельком мирная картина – лагерь грозовых, жёлтый песок под лапами, маленький котёнок и молодой серый воитель. Небоцветик...
В горле задрожала жидкая клокочущая злость и захотелось – против здравого смысла – рвануть за, видимо, окончательно ушедшими собаками, догнать, окрикнуть, рявкнуть в лицо какое-нибудь примитивное до понятности всем, даже псам, оскорбление и рвать, рвать кровожадные морды, метаться между этими тяжёлыми телами и терзать горячую плоть, ведь она у них такая же, как у котов, такая же мягкая и уязвимая, да, и горячая кровь, и боль, и взвизгивающие голоса псин, так отвратительно и обманно похожие на писк котят...
- Не-е-е-е-ет... – тихий стон прервал кровавые мстительные видения Оперения, разом вернув её назад, сюда, в траурный полумрак странного гнезда, где только что погибли двое, кого она не знала, зато знал кот, сидящий снизу, у глянцево блестящей лужицы крови – единственного, что осталось от двух его соплеменников, - низко опустив голову. В груди и горле разом остыла горячая ярость, уступив место тянущему ощущению чужой боли, так легко и странно становящейся своей.
Раз – она легко оттолкнулась лапами от надёжной балки, испещрённой следами её бесконечно впивавшихся в сухое дерево когтей, и приземлилась в паре кошачьих хвостов от сидящего на полу горестно сгорбившегося кота, уже сама не думая о том, что собаки всё ещё могут вернуться, что им ничто не мешает закопать свою страшную добычу где-нибудь неподалёку и вернуться за остальными...
Тихо подошла к нему сзади и села рядом, узко-узко сощурив глаза и глядя на тёмное пятно перед собой из-под коротких кошачьих ресниц, будто сквозь серую пелену. Свет заката за дверью расплывался в глазах. Оперение осторожно обняла хвостом сидящего и тоже опустила голову, чуть менее низко, чем он, касаясь усами серого плеча, пахнущего Грозой, как и Травоус. Запоздало вспомнила, что эти двое были и соплеменницами Травоуса тоже.
Отредактировано Оперение (29-11-2013 15:55:07)
