Она давно поняла, что люди болеют лишь тогда, когда сами этого хотят. Или не хотят жить полной жизнью, бороться, расти. Человеческий организм очень силен, его не так просто взять патогенной микрофлоре и новым поколениям вирусов. Все намного сложнее, и от этого делается только проще. Организм хочешь жить, развиваться, давать потомство. Он хочет двигаться. И все было бы прекрасно, если бы не развитая центральная нервная система человека. Она все портит, делает человека по-настоящему слабым. Она создает страхи, которых быть не должно и быть не может. Животное боится лишь того, что видит, и что может причинить физический вред. Человек боится того, что с ним в принципе произойти не может – крах в карьере, повышение налогов, инфляции, сокращение на работе… Нет, конечно, это все реально и не ново, и все же проблемы нужно решать по мере их поступления. А многие люди боятся на перед, живут в вечном страхе, заранее расстраиваются, считают все слишком сложным и не по силу им… Так жила она.
Возможно, причина была в том, что она была одна? Друзья видели лишь оболочку, ровно столько, сколько она давала о себе узнать. Не было тех, которым она бы открыла свое сердце и душу. Из-за этого ей было скучно в школе, университете, на работе. Скучно с другими людьми. А они шарахались ее, так как она все время как будто была не с ними. С ней никогда не было удобно дружить. Возможно, причина была в том, что родители всегда жили лишь друг для друга. А после смерти сына окончательно утратили интерес к младшей дочери. На самом деле ее семья была богата. Родители – пенсионеры, жили на острове в Тихом Океане. Они были в своем собственном раю. Она могла жить с ними, могла не работать, существовать в свое удовольствие. Но ей... Хотелось быть полезной. У нее не было собственных целей, идей, стремления к развитию. Ей было удобно работать «на дядю», и получалось у нее это отлично. Она всегда была лишь в шаге от высокой должности, золотым сотрудником, незаменимым. Пешкой, которая стояла в шаге от того чтоб стать дамкой. Она боялась, что у нее что-то не выйдет, переживала за свои действия. Ей казалось, что каждый ее шаг на грани, что она впервые что-то перепутала, не досчитала. Как правило, все было идеально. И все же на нее смотрели так, будто она могла бы сделать и лучше. Причина – ее неуверенность в себе, которая провоцировала на такое отношение. Будь она немножко сильнее и храбрее…. Не заболела бы.
В последнее время ей было очень плохо, все время болела голова. Сваливать все на мигрени больше не было возможности. После обследования в больнице, ее направили в кабинет доктора Фрейера.
Шли месяца, денег на лечение хватало из собственных сбережений. Химиотерапии лишили ее волос, и ей приходилось носить парик. У нее были красивые, светло-русые волосы. Она никогда их не красила. Если говорить о внешности, она не была красавицей. У нее была стройная фигура, длинные ноги – наверное, самая красивая ее часть. Довольно бледная кожа. Последнее было поправимо солярием и неброским макияжем. Она была… серой. Одевалась посредственно, вела себя скромно, ничем не выделялась. Разве что волосами, которые на кончиках завивались в симпатичные спиральки, и ноги, которые она все время прятала. Она могла быть красавицей, могла быть светской львицей. Но все время боялась.
Этот страх, накопленный за 30 лет жизни. Тридцать один, если быть точным – у нее завтра день рождение. Родители не в курсе дела, да и она не торопится им рассказывать. Однако она уже поняла, что все кончено. Ее слабость, нежелание использовать свои ресурсы, ресурсы своего тела и души, пустили в тело болезнь. Она просто отдала себя заразе. И вскоре поплатиться за это сполна.
Женщина сидела возле кабинета к доктору. Страх пропал. Наконец-то, да 30 лет, она впервые почувствовала себя свободно. Больше не из-за чего переживать. Она скоро умрет, ее не станет, и больше не будет проблем и переживаний. Вот так просто она сдалась. Нет, она сделала это давно. Просто не было духу признать. Если подумать, она всегда мечтала о кончине, не видя смысла в своем существовании. Но не хватало смелости.
И все же в душе еще горел лучик надежды. Он выжидал, чтоб тонким потоком света очертить путь в будущее.
Рядом поднялась девушка и зашла в кабинет – оттуда вышел довольно пожилой мужчина. Ей было все равно, но от скуки она стала их рассматривать. Какая причина их заболевание? Что в жизни пустило недуг, заставило его развиться?
- Кто последний к господину Фрейеру?
Она подняла взгляд из-под светлой челки нового парика. Он был точной копией ее настоящих волос – прямые, светлые волосы по плечи, обрамляющие овальное лицо. Разве что не было завитков, и от этого она казалась сама не своя. Женщина посмотрела на зашедшего мужчину мутными, зеленым глазами. Глянула лишь на миг, чтоб быстро ответить.
- Я.
После чего опустила взгляд на руки. Они, медленно и терпеливо, собирали бумажных журавликов. Кто-то оставил в прихожей цветную бумагу для скучающих детишек. Она помнила грустную историю о девочке, которой пообещали, что если она сложит тысячу журавлей – выздоровеет. Но она умерла на шестьсот каком-то там.
Потому-что не в журавлях дело, а в надежде. Но все же было слишком поздно.
Она собрала троих. Один слишком маленький, у другого огромные крылья. Третий не получился, и она решила собрать его снова. Опять неудача. Женщина поджала губы. Она начинала злиться. Но сдаваться не хотелось. Все равно делать больше нечего, и пускай ее действия глупы и пусты – ей хотелось собрать хотя бы одного нормального журавля.
- На улице дождь? – на автомате спросила она, немного отдыхая от упрямого журавлика и поднимая взгляд на мужчину. Она всегда считала, что рассматривать другого человека неприлично. Слабо улыбнувшись, она старалась смотреть только ему в лицо, скрывая за улыбкой грустные глаза.
- Вероника Берг.
Опыт доказал, что сидеть в приемной порой приходится до часу. А она пришла сегодня раньше. В приемной остались лишь они вдвоем. Хотелось убить время, пока оно не добило ее.
