Коты-Воители. Игра Судеб.

Объявление

Лучшие игроки:




Подробнее..
Добро пожаловать!
Наш форум существует уже тринадцать лет, основан 3 января 2010 года.

Игра идет на основе книг Эрин Хантер, действие происходит через много лун после приключений канонов, однако племена живут в лесу. Вы можете встретить далеких потомков Великих Предков и далеко не всегда героических...
Мы рады всем!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Коты-Воители. Игра Судеб. » Игровой архив » да и лето такое - обняться и не дышать


да и лето такое - обняться и не дышать

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

И от этого всего почему-то хочется выть,
но получается только молчать.

Время действия
2018 год, 4 июля. Среда.
Местонахождение -
Нью Йорк.
Книга/фильм/и т.д.
Оригинальный мир одной ролевой.

http://s4.uploads.ru/whvuz.png

Действующие персонажи (имена, вид, внешность, характер)
Питер Холланд (Оскал)

Свернутый текст

ben whishaw
Хирург в Санктуме, здоров. 27 лет.
"Человек, живущий сегодняшним днем, Питер не ставит для себя целей, не стремится к невероятным высотам, а просто живет. День ото дня по-своему пытается разнообразить свою жизнь. Он никогда не будет повиноваться установленным законам, для него нет правил, а если и есть, то только те, которые придумал он сам. Он живет для себя."

Лейси Ким (Вьялица)

Свернутый текст

park se-young
Проститутка в Санктуме, ВИН-инфицирована. 23 года.
"Лейси – это огонь. Девушка, излучающая свет и тепло, не прося ничего взамен. Яркая, всегда взбудораженная, готовая двигаться, возможно, даже излишне напряженная, улыбающаяся, дышащая полной грудью. Свободная разумом. Её сложно понять, живущую по только ей ведомым законом, она как будто совершенно иной породы. Она сама себе на уме. Реагирует на все мгновенно, ничего не взвешивая, лишь следую импульсу, сердцу, называя это судьбой, которой противиться нельзя."

События -

Когда время остановилось между ночью и утром, когда захлопываешь дверь, чтобы не слышать этих голосов, чтобы раствориться в ночном городе, а утром вернуться опять, пряча крики за лживым безразличием, тогда только начинаешь понимать все то, что так старательно избегал, зарывал глубже в себя, чтобы никогда не наткнуться.
Беззвездная ночь Нью Йорка, а потом - лишь душное утро, не приносящее с собой того желаемого облегчения.
Живя бок о бок, они никогда не обсуждали свою личную жизнь, были чужими, зная друг о друге все. Но ведь когда-то и это должно прекратиться. Кончиться. Остановиться навсегда, дав начало чему-то другому. Но чему? Кажется, они и сами не знают ответа на этот вопрос.

0

2

предупреждение

я так понимаю, тут выходит рейтинг R, но я уверена, что всем плевать с высокой башни, но для приличия, предупреждаю.
Оскалуш, я на самом деле мечтала о нереальном посте, а вышло это, мне еще никогда так стыдно не было, прости, я постараюсь исправится, клянусь, и за размер прости, и за ошибки т-т просто прости, и все. я пропила свой последний талант, похоже

Его руки скользят вниз, теплые пальцы касаются ребер, как будто перебирая струны арфы. Она дышит ему в шею, глупо хихикая. У кровати горит ночник, она убирает с лица темные волосы. Лейси улыбается и проводит пальцами по его спине, обводя цветной, детальный оскал тигра, пока тот расстегивает её черный, кружевной лиф. Она юрко из него выскальзывает, Эрик кидает его о стену. Эти его порой смешные закидоны, вроде кинуть нижнее белье куда подальше, смешат Лейси, но в этом был весь он, со смешными, киношными привычками. Он ложится на спину, она садится сверху, идеальное тело, девушка проводит рукой от его ключицы до низа живота, мечтательно улыбаясь. Ничего не поделаешь с тем, что этот парень красив – острый нос, хищные глаза, вечно сведенные брови, хитрая улыбка, и желтый, спортивный шевроле под окном. Ей нравится белая кожа в салоне, ей нравится высунуть ноги в каблуках из окна, ей нравится проносится по скоростной трасе, нравится когда он обгоняет машины и виляет с одной полосы на другую, нравиться пить замороженный кофе и слушать музыку, точнее ей нравилось, все это делать, пока она была его девушкой, в то славное, славное время. Но с толстым кошельком папаши, можно позволить менять себе девушек раз в месяц, если не чаще, и Лейси прекрасно это знала еще тогда, знает и сейчас, но когда он ей звонит, просто не способна отказать, да и зачем? Зачем отказываться от чудесного вечера в дорогом ресторане, хотя на самом деле она предпочла бы, старбукский кофе и мафин, трем мидиям под клюквенным соусом, но зато хрустальная люстра и дорогое вино, в самой чудесной компании, какую только можно вообразить, высокий, статный, молодой парень, при этом умный и интересный. Один из немногих, кого Лейси с радостью может послушать не перебивая. Который, ко всему этому в придачу еще и платит.
Она целует его под ключицу и ниже, и ниже, проводит языком, её волосы ползут за ней, она поднимает кокетливый, подведенный взгляд, она смотрит в его глаза, сверкающие надменностью, на секунду кажется что его губа дернется вверх обнажая зубы. Она знает этот взгляд очень хорошо, ни он один им её одаривал, но за свои подарки он может позволить себе такой взгляд, и не только. Лейси улыбается, медленно опуская взгляд и голову, она прекрасно знает свою работу, она прекрасно понимает, что никогда он не позвал бы её просто на ужин по старой дружбе. Она вспоминает его выражение лица, немного перекошенное, будто ему противно, и по непонятной причине её это заводит.
Его рука ложится ей на голову, тяжелая, грубая рука, как раньше. Она берет еще глубже, ведь уже очень давно её от этого перестало скрючивать. Её взгляд на секунду падает на тумбочку у кровати, беглый взгляд из под шатра волос ловит красные огоньки. Там стоит будильник Питера, красные цифры непрестанно горели, освещая близлежащие вещи в алый, время она не разобрала, но Питер задерживался, наверное, на работе. На секунду она подумала о том, что Питер никогда не смотрел на неё таким насмешливыми взглядом, наверное, потому что никогда не купался в деньгах и не был так разбалован, а может еще почему, например, потому что он был другой породы человек? Возможно, что-то другое, или все сразу… Хоть и жила с ним, спала в одной кровати, она видела его не так часто, как иногда хотелось, говорилось не о том о чем хотелось бы, бывает знаешь о человеке все, а человека не знаешь совсем. Так и было у неё с Питером.
Теперь уже она лежит на спине, он заводит её руки за голову, стискивая тонкие запястья, сжимает её подбородок другой рукой. Поворачивает в бок, неприятно, кажется, будто на лице останутся синяки. Он целует её грубо и настырно, все так же по юношески пылко, и от всего этого сердце пускается в галоп, а низ живота предательски стискивает, мурашки пробегают по телу, она старается поймать стон, пока он не вырвался наружу. Она закусывает губы, закрыв глаза, когда он входит.
Кажется, мир закрутился в кольца спирали, и теперь он сузился до этой комнаты в центре Нью-Йорка, комнату лишь с одним выходом. Город складывался, как платок, от края до края, скручивался, уменьшался, оставляя в центре эту комнату и беззвездную, летнюю ночь. Дороги скручивались лентами, прихватывая с собой яркие, желтые фонари, заменяющие звезды, небоскребы, как картонки складывались гормошками под натиском Мира. Один лишь признак города остался с ними - запах ночи - огней и пива, запах крысиного обеда по тупикам города, серости улиц, машин, ночного, бессонного кофе, свеженького журнала, запах страсти, теплый запах тел и спермы, томного вздоха и душного амбре. Мир скручивался, и с каждым кольцом сужал выбор. Все повторялось вновь и вновь, при этом меняясь. Она опять прижимается к телу Эрика и сходит сума от его сильных рук, но делает это в кровати парня, с которым живет, странное чувство одновременного дежавю и понимания того, что этот круг совсем иной.
Она стонет в полумраке этой комнаты, улыбка играет на её, уже давно, не красных губах, голова идет кругом, кругом в котором вертится полная пустота.
Красные цифры наращивали и откидывали палочки, изменяясь, показывая 00:43, за окном пронеслась полицейская машина с сиреной, кто-то разбил бутылку об асфальт, под окном проноситься машина с громкой музыкой и открытыми окнами, но для Лейси мир еще свернут, и она ничего из этого не слышит, пока сердце стучит и звуком отдается в ушах.

+2

3

Когда он поднимался по лестнице своего дома, уже настала среда.
Питер устало бросил взгляд на часы, однако не смог разглядеть стрелки и лишь вытер глаза ладонью, как будто это может помочь снять головную боль, сжать ее в кулаке и бросить вниз, через все пролеты. На его работе нет строго установленных часов для обеда, нет цифр рядом с дверью, которые означают, что на сегодня достаточно, что пора уходить с этой чертовой рутины. Есть только пулевые ранения и почти трупы с трубками во рту и вечным недостатком зараженной крови. Но тем, кто своими же руками отправил свою жизнь в ад, тем, кто сошел на повороте, именно тем нельзя теперь о чем-то жалеть, нужно только продолжать день за днем следить за показаниями на приборах, пихать в этих мертвецов лекарства, на которых они только и держатся, и помогать этим сынам дьявола, которые нависли над всем городом и взяли власть в свои призрачные руки.
Бледный свет от лампы чуть освещал обшарпанную дверь с уже не столь яркими, какими были много лет назад, цифрами номера квартиры. Питер начал искать ключи в карманах джинс, но вскоре выяснилось, что дверь оказалась незапертой. «Лейси, должно быть, сегодня дома», - мысль пронеслась в его голове, быстро, незаметно, что он не успел ее уловить. Питер не включил свет, лишь протянул руку к шкафу, чтобы бросить на полку ключи. И ему хватило лишь мгновения, чтобы понять, что происходит. Голова раскалывалась от боли, готовая взорваться на осколки, но это он понял. Понял, как только услышал тяжелые вздохи и стон наслаждения, эхом отозвавшийся в груди. Понял, как только краем глаза увидел чужой темно-синий пиджак на диване гостиной и почувствовал запах дорогого мужского парфюма. И, как только понял, развернулся, так и не включая света, закрыл за собой дверь, возможно слишком громко, а, может, тихо притворил ее – сам Холланд не знал, потому что, кажется, на несколько минут совсем забылся. Он никогда не знал, будет ли Лейси дома сегодня вечером, не знал, где та ночует, когда пропадает, чем занимается в его отсутствие. Он не лез в ее личное пространство, а она – в его. Они делили одну кровать, один стол и телевизор, но жизнь – никогда. Каждый сам по себе, и только одно одеяло да один будильник. Возможно, кому-то это покажется дико, неправильно, но для этих двоих это – удобно. Но ни разу до этого дня он не заставал ее с кем-то другим на своей кровати. Может, это и было – Питер не привык о таком думать, но сегодня… сегодня что-то ударило по лицу. Наотмашь. Со всей силы.
И он снова в душном Нью-Йорке, в его вечном движении и беззвездной ночью над головой. Каждый его квартал пропах дешевыми боевиками десятилетней давности, которые творятся сейчас на улицах города, столкновения, уже ставшие привычкой, вошедшие в ритм жизни каждого человека, даже тех, кто сейчас мирно спит в своей кровати, отгородившись от чужих проблем легким одеялом. Питер идет вниз по улице, с синяками под глазами от недосыпания и невероятной усталостью где-то внутри. Он не думает о том, что видел пять минут назад, не думает ни о чем, как будто его голову опустошили, вынули оттуда все мысли, как он вынимает почки у донора. Сегодня солнце взойдет на западе. Сегодня мир забудет про сверхспособности. Сегодня машины поедут назад, как будто кто-то пролистает нашу жизнь, как старую кинопленку, с самого конца к началу, кадр за кадром, и, возможно, чья-то жизнь наконец-то найдет смысл. Питер с безразличием посмотрел на двух девушек с ярко подведенными глазами и ярко-красными губами, в юбках, которые не прикрывали, откровенно говоря, ничего. В любой другой день, вечер, в другое утро, он обязательно бы улыбнулся каждой из них, бросил взгляд на огромный бюст и длинные ноги в чулках в сеточку, в любой другой, но не сегодня. Сегодня его глаза ищут дверь с непримечательной неоновой надписью над ней, где всегда столики пустуют, а официантки не находят времени оторваться от косметички и огромного зеркала рядом со стойкой. Питер редко бывает в этой забегаловке и никак не может запомнить ее названия, а как только жизнь налаживается – так забывает о ней вовсе. Еда там, к слову, поганая, а выпивка и того хуже, но цены хоть немного поднимают самооценку, а если повезет, то можно попасть в смену той рыженькой девушки, которая работает там, кажется, целую вечность.
Колокольчик над дверью напоминает о головной боли. На его звон девушка за барной стойкой даже не обернулась, продолжая заниматься своими делами. Сев за столик у окна, даже не взглянув на меню, заляпанное, в жирных пятнах, и не глядя в окно, за которым беззвездная ночь укутала город в свое одеяло, пахнувшее грязью и похотью, он лишь закрыл глаза руками, облокотившись об стол. Он никогда не думал о работе своей сожительницы, никогда не чувствовал зависти или ревности к тем мужчинам, с которыми она спит за деньги, лишь иногда пошлой шуткой напоминал ей об этом, но не более. Не более. Что же случилось сегодня? Почему же Питер чувствует такое опустошение и ненависть к ее дружку, Эрику что ли? Тому парню с накачанным телом, с темными волосами, вечно уложенными в самую модную прическу, угловатым профилем и огромным кошельком денег. Он знал, что и рядом не стоял с ним, но все равно. Все равно перед глазами встала она, только рядом был совсем не сынок богача, а сам Питер, который, кажется, думал, что он такой единственный на свете. Он вздохнул, покачав головой. Сейчас она с Эриком на его кровати, сейчас она, наверное, забыла обо всем мире, кроме небольшой спальни с будильником на прикроватной тумбочке. А Холланд пытается думать обо всем мире, кроме той спальни.
- Так вам чего? Выпить что ли?
Как будто пробудившись ото сна, он поднял голову, а затем и взгляд на женщину, которой уже давно было за сорок, но которая продолжала носить вызывающее белье, видное из-под обтягивающей рубашки, не застегнутой на верхние пуговицы.
- Нет, кофе, пожалуйста.
Чувство голоду ушло, впрочем, как и все другие чувства, кроме осознания собственного ничтожества. На часах уже два, да только хотелось, чтобы время прекратило играть с людьми, то спеша, то нарочито замедляя ход. Хотелось, чтобы оно совсем исчезло, вместе с часами и будильниками, вывесками у магазинов, солнцем и луной. На столе перед ним стояла чашка, от которой к потолку поднимался растворяющийся в воздухе причудливый белый узор, словно шелковое покрывало.
- Спасибо. Знаете, чего только в жизни не случается… - с подобием усмешки, он взял в руки чашку, но когда он поднял голову, рядом уже никого не было, а стрелка часов почему-то передвинулась сразу на десять минут.

Отредактировано Оскал (16-08-2013 11:58:09)

+2

4

Накинув одеяло на плечи она смотрит как Эрик натягивает штаны, свет в комнате включен, и она видит весь рельеф его тела, и ничего не может поделать с этим своим пытливым взглядом. Она все еще окрылена этим пьянящим чувством, которое до сих пор разливается по телу, от кончиков пальцев, до кончиков волос. Чувство застрявшее в горле, недающее дышать, сердце не может успокоится.  Окно открыто и в комнату врываются звуки улицы, они кажутся такими громкими, будто Лейси была глуха последние пару часов. Из окна дует, но в комнате не так холодно, чтоб сидеть под одеялом. Одеяло лишь чтобы почувствовать себя в коконе, целостно и уверено, Эрик был одним из немногих, кто мог выбить почву у неё из под ног, своими острыми, как кинжалы словами - циничный, надменный, умный. Хоть они и были одного возраста, рядом с ним Лейси чувствовала себя значительно младше, резким и грубым ребенком, но признать по правде, реагировала она куда быстрее него, и выплевывала слова тоже, хотя это не всегда гарантировало победу. Она разглядывает свои темно-фиолетовые ногти, в этом желтом освещении, пока внутри копошилось непонятное, смешанное чувство, она украдкой поднимает глаза на парня, который уже застегивал рубашку, он сосредоточен, и между бровями у него появилась складка. Она просто обижена, тем, что он уходит сразу же, не задержавшись ни на секунду. Она прикусывает губу и отводит взгляд, ведь они не чужие, но, тем не менее, ему уже давно не до неё, и Лейси сейчас тешит лишь одна мысль – он был со мной, а значит, я ему не совсем безразлична.
Он поправляет ворот, и смотрит на девушку несколько секунд, она не поворачивает головы.
-Ты что обиделась?- совершенно незаинтересованным голосом спросил он, скорей от неловкой паузы, чем из интереса. Лейси выдержала тишину нужное время, и спросила.
-Почему ты уже убегаешь? На работу завтра, или дела какие-то? Ты ведь можешь остаться, если хочешь… Я тебе постелю, завтрак приготовлю, да и вообще куда на ночь гляда за руль садиться... - только, после сказанных слов, она подумала о Питере, но слова свои она не забирала, все равно, прекрасно понимая, что Эрик не останется, она подняла на него глаза, и пытливо, практически сверлила взглядом его висок. На лице парня появилась растерянная улыбка, куда-то совсем не ей, он отряхнул брюки от невидимой пыли.
-Ты что в меня влюбилась? – бесцеремонно, и совсем невпопад спросил он с жалостливым смешком в голосе, Лейси стиснула зубы и удержала себя от того чтобы закатить глаза.
-Что-то ты слишком высокого мнения о себе. Если бы я влюблялась во всех с кем сплю, мое бедное сердечко давно бы уже не выдержало. – огрызнулась Орикс, чуть вздернув голову, что не осталось незамеченным Эриком. Он чуть улыбнулся и промолчал на то как антилопа пытается скалить зубы на тигра. Лейси тоже молчала. Ей было о чем молчать, ведь тогда, она была в него влюблена, по настоящему, со щенячьим восторгом в глазах.

Он улыбается, а в руках несет два рожка с мороженным, Лейси сидит на скамейке в парке.
-Выбирай, клубничное или шоколадное. – Эрик протягивает рожки, и Лейси хихикая нераздумывая берет клубничное. Они идут к его машине, она цокает каблуками по брусчатке парка, для мороженного уже холодно, но он его любит, по этому и Лейси его полюбила. Эрик садиться на капот машины, и Лейси как бездомная кошка льнет к нему, он прижимает её ближе, и девушка зарывается лицом в его волосы, держит мороженное на расстоянии вытянутой руки. Её сердце пылает, и она давным-давно успела позабыть о его деньгах, о том кто она на самом деле для него, и к чему все это приведет, она была влюблена, страстно и слепо, наслаждаясь моментом весны на сердце. Его волосы пахнут лимоном, а холодная струйка мороженного начинает стекать по запястью, он берет её руку и слизывает липкую дорожку.

-Как бы то ни было, я завтра сопровождаю отца в Сиэтл, по-этому должен собрать вещи, но спасибо за предложение, - любезно и четко он произносил слова, пока застегивал часы на другую руку, похоже делая это для того, чтобы делать хоть что-то. Лейси ничуть не удивилась и лишь хмыкнула, что-то не совсем вразумительное. На улице мяучут коты и шарят по мусорным бакам. Лейси встает, придерживая одеяло на груди, вывешивается в темный, прохладный воздух города, небо затянуто тучами, так что не видно звезд, свежий ветерок её чуть будит и бодрит, сметая румянец с её щек. Почему-то она думает о кораблях подходящих к берегу в такую темноту, и о полосатых маяках на скалах.
За спиной что-то шуршит, и Лейси заинтересованно оборачивается, Эрик достает коробочку из своей сумки. Как всегда красная, как всегда с золотой лентой, так как она любит.
-А это тебе, - он улыбается Лейси, этот парень любил тратить деньги, а еще больше он любил делать подарки, и это занятие правда его радовало. –Лови! – Лейси протянула руки и с улыбкой поймала подарок, нежный атлас коснулся её пальцев, одеяло спало на пол, погладив её по спине и оставив голой. Она села на край кровати, и приоткрыла коробочку, внутри лежали аметистовые серьги. Массивные, длинные капельки в белом золоте. Девушка с широкой улыбкой крутила серьги в руках.
-Ну что, нравятся? – даже в голосе его слышалась улыбка, трудно было сказать, радуется ли он тому, что Лейси понравилось, или же радуется тому, что смог подобрать то, что ей понравится. И ей нравится, она вскакивает и кидается ему на шею, издавая какой-то непонятный сдержанный визг.
-Как ты угадал? Боги, они такие красивые! Спасибо, спасибо, спасибо! – она запиналась от того, что улыбка от ушей до ушей мешала ей говорить. Эрик был чуть менее эмоциональным, он тихо засмеялся, проводя ладонь по её спине и вниз. Он был рад, что обида позади, обиженные и плачущие девушки не его конек.
-Одень, я хочу посмотреть, - и пока Лейси одевала серьги, стоя к нему спиной, он рассматривал её стадо ориксов на спине. Он обожал эту татуировку, возможно, только из за неё он обделил её большим вниманием, чем остальных проституток Санктума. Хотя её шумность, безбашенность и корейская кровь сыграли свое. Надев серьги, Лейси так же нашла свое кружевное белье, и одела его тоже. Украшения голою девушку не красят. Она улыбалась, и складочки собирались у её волооких глаз. Она обожала подарки, и не важно какие, просто любила их, а украшения особенно.
-Тебе очень идет, принцесса.
-Я знаю, - хихикая, заметила девушка, рядом с ним ей было легко, несмотря на его порой проявляющуюся самовлюбленность и надменность. Эрик многозначительно глянул на часы.
-Ну все я пошел, - разворачиваясь бросил он, и направился к двери, Лейси поцокала за ним, сережки каменным холодом касались её шеи при каждом шаге. У двери он попросил её повернуться спиной. Теплые руки скользили от лопатки до лопатки, повторяя бег стада на спине девушки, она чуть улыбалась, она не любила, когда чужаки трогали её длинноногих антилоп, это казалось ей слишком интимным. Он провел пальцами по рогам самой первой антилопы, тонкой и стремительной.
-Похоже они убегают от тигра, - он улыбался, и резко обхватил её, сомкнув руки на животе. –Рррр… - он клацнул зубами у её уха, она засмеялась, и поцеловала его в висок.
Закрывая дверь за спиной Эрика, её охватила минутная тоска о том, что они не могут быть вместе, как бы он ей не нравился. Она тряхнула головой, поворачивая ключ в замке, думая о том, что не была бы она проституткой, никогда бы его не встретила. Глупая улыбка все играла на её губах. На часах было уже немного после трех, Питера еще не было, он редко задерживался так долго. Она взяла телефон, набрала номер. Ухо резали гудки, странно громкие именно сегодня, босые ноги топтали холодный пол. Трубку Питер не поднимал.
Не то что бы она беспокоилась, он никогда не докладывал где он будет, может, лежит в каком мотельчике с блондинкой на плече, но её настораживало странное чувство, будто она слышала, как кто-то хлопал дверьми, пока они были в спальне. Странное подозрение, но своему шестому чувству она привыкла верить.
Спать не хотелось, и девушка включила телевизор, прощелкала до музыкального канала, и пошла заваривать кофе. Кофе на неё никогда не действовало, слишком часто она пила его в детстве, по этому его эффект никак не отличался от эффекта апельсинового сока. Она стояла, облокотившись на кухонный стол в ожидании, когда закипит чайник.
Город за окном никогда не спал, он был живым и шумным, именно поэтому Лейси никогда не смогла бы его покинуть, разве что перебраться в Лас-Вегас. Из телевизора доносилась старая, старая песня, которую порой, любила послушать её мама, на экране черно-белые кадры с концерта, и она начала подпевать, сама того не заметив.
-Она сказала мне, что работает по утрам и начала смеяться."А я нет", - ответил я ей, и забрался спать в ванну… - она мурлыка теплую мелодию себе под нос подпевая по паре слов. Как же это было удивительно, что так многие помнят слова песен игравшие, когда те еще не родились, и не могут припомнить, какую музыку крутили по телевизору в прошлом году. Сон убегал от неё с каждой минутой, взор становился ясным, и лента между ней и сонным царством прервалась. Вода в чайнике забурлила, пар устремился вверх. Девушка плеснула воду в чашку с кофе, и встала вместе с ней у окна. Облокотившись на подоконник она выжидала знакомую фигуру, но дороги приводили к её окнам лишь пьяных мужиков, да бродячих кошек, она вздохнула и на половине чашки, опустилась на диван скрестив ноги. На экране мелькала популярная певичка, в трусах и корсете, распевая баллады о вечной любви. Лейси потягивала кофе ни о чем особо не думая. Мир развернулся обратно, она ощущала себя частью города, а не его центром, все встало на круги своя, как и должно было. Ковер под кофейным столиком щекотал её пятки, и она села по турецки, кожаный диван заскрипел под натиском её ног.
Где-то внутри её сердце играет ночную песню, радуясь бессонной ночи с кружкой кофе и тишиной. Она любила ночи, и все внутри трепетало, как только темное покрывало падало на город. Она привыкла жить ночами, запустив себе в вены звездной пыли, став ночной птицей, научившись спать днем, и обедать ночью, подстроившись под быстрый ритм ночного города, его пьянящую, дикую красоту. Она любила роскошь своего борделя, золотые люстры, запах кальянов, дым, которых повис в воздухе, цветные костюмы и маски девушек. Девушек, которые имеют привычку плакаться друг другу, снимая с себя павлиньи перья, в такие моменты Лейси лишь молчит, оставив на себе все блестки и кружева, любуясь на себя в зеркало и улыбаясь. Им не понять её, так же как ей не понять их, кукл, что почему то несчастны в своих золотых клетках. Они смотрят на неё с презрением и снисхождением, мол, дурочка не понимает, как это кончится. Но она прекрасно знает, что в жизни счастливых концов не существует, и продолжает крутится у зеркала, подправляя макияж. Она накручивает на палец прядку волос и тихо подпевает девушке на экране. Спокойная ночь, штиль и своеобразный отдых.
-Прогуливаясь по улицам города...Это случайность или так было задумано? Мне так одиноко в пятницу вечером, можешь ли ты сделать так чтоб я чувствовала себя как дома?

*песня битлов и ланы (вольный перевод)
я не смогла перечитать, так что возможен логический и пунктуационный аад.

+1

5

Давно опустевшая кружка кофе и тихая музыка, льющаяся из колонок над потолком. Заунывные серенады о вечной любви с ярким, приятным слуху саксофоном в паузах, сменялись живыми композициями, от которых где-то внутри становилось немного, но лучше. Питер по-прежнему держал в руках чашку, давно опустевшую, хранившую лишь темный осадок на белых керамических стенках. Если бы Холланд поднял голову, то обязательно бы увидел гневные взгляды официантки, которая та время от времени бросала в его сторону, но, не находя ответа, тут же с еще большим усердием принималась за маникюр. Если бы он поднял голову, то обязательно бы увидел часы, совсем безвкусные, с позолотой по краям и огромными черными стрелками, показывающими границу между прошлым и будущим, такую же неприятную глазу. Увидел бы плакат на стене, на котором улыбающаяся женщина в коротком белом платье держала в одной руке чашку кофе, а в другой – клатч, явно бывший в моде еще в прошлом веке, а наклонные изящные буквы гласили, что «выпей кофе – получи заряд бодрости на весь день». Но Питер не поднимал головы, рассматривая причудливые кофейные узоры на дне точно такой же чашки, и не чувствуя совершенно никакого обещанного бодрящего чувства. Только прежнюю усталость и опустошенность. Когда колокольчик над дверью вновь тихо звякнул, когда открылась дверь, впуская внутрь слабый порыв свежего ветра, из колонок раздавались звуки трубы Луи Армстронга, а Элла Фицджеральд пела о том, что «в это утро ничто не навредит тебе». Пит усмехнулся, а с другой стороны заведения раздался голос:
- Принеси мне выпить чего-нибудь! Покрепче только.
Только тогда Питер обернулся, чтобы увидеть нового посетителя. За столиком сидел молодой человек, может, чуть помладше его, высокий, среднего телосложения, он казался приятным на вид, но чем-то обеспокоенным. На нем была бейсбольная футболка, из чего сразу стало понятно, что этот парень ни за что не пропустит завтрашнюю игру, об исходе которой фанаты спорят уже не первую неделю. Пит порылся в карманах и с чувством облегчения выложил на стол оплату за кофе и чаевые, возможно, слишком щедрые для такого персонала, не уступающие и оплате по счету, однако сейчас деньги его волновали меньше всего на свете. Питер собирался уходить, вернуться домой просто храня надежду на то, что Эрик уже ушел, что кровать накрыта покрывалом, и что в квартире пахнет только пригоревшей яичницей и ее духами. Точнее, это то, что он должен был сделать. Но Питер поступил по-другому. Пересекая небольшое помещение с плохим освещением, он сел на стул рядом с парнем, протянул руку и попытался завязать разговор:
- Привет, дружище. Питер, - он дружелюбно улыбнулся.
Узел. Еще один узел. Разговор разрастался, принимал новые обороты, и в какой-то миг превратился в огромный шар хитросплетений историй и откровений, которыми пропахла эта ночь, неуютная, почему-то не слишком доброжелательная. Может, Питер нуждался точно в таком же собеседнике, который мог выслушать, покивать головой в те моменты, когда повествование становилось слишком атмосферным, и слушателю передавались все эмоции рассказчика. Но через полчаса Питер знал, что этого парня зовут Боб, что его бросила девушка, уехав в Аризону за исполнением мечты стать настоящим известным художником, и что он по-прежнему не может ее отпустить.
- Ты понимаешь, - Боб выпил уже достаточно, чтобы разум помутился, но он по-прежнему не мог перестать говорить о бывшей. – Нет, ты только представь. Бросить меня, бросить, после того, как я сделал ей предложение месяц назад.
- Да что говорить, все они такие, - Питер сделал большой глоток пива. – И с этим ничего не поделаешь. Дружище, стань уже независимым от этой любви и отношений. Пойди и подцепи кого в баре за углом, а потом больше никогда не появляйся в ее жизни.
Официантка уже давно прекратила попытки избавиться от неуклонно пьянеющего Боба и его нового приятеля, поэтому сейчас скрылась где-то в комнате для персонала, явно ожидая, когда придет сменщица и займет ее место на этой рутине, когда лак на ногтях еще не успевает высохнуть, а у тебя уже требуют кружку пива и повтор странного коктейля, слишком отдающего водкой.
- А что у тебя-то? Не просто же так сидишь тут под утро, неужели тоже какая сука бросила? – Боб глухо рассмеялся, но даже в этот момент вся его душевная боль просачивалась наружу, заглушая попытки казаться беспечным и свободным.
И тогда Холланд задумался, откинувшись на спинку стула, врезавшуюся ниже лопаток, и с удивлением посмотрел на приятеля, как будто этот вопрос был совсем не к месту, как будто в его жизни где-то на границе между вторником и средой, на этой шаткой линии, готовой порваться каждую секунду, ничего не случилось.
- Да нет, - он подвинул стакан, уже почти пустой, подальше от края стола, и повторил, - нет, уж я на такое не поведусь. Знаешь, что я тебе скажу? Никогда не бери себе сожительниц, даже красивых и готовых лечь тебе в постель, - он фыркнул, будто и сам никогда не подумал бы о таком. – Никогда, дружище, запомнил? А то потом, когда-нибудь непременно, застанешь ее с каким-нибудь накачанным красавцем на своей кровати.
Одним глотком он допил свое пиво, не слушая того, что с энтузиазмом начал говорить Боб про женское непостоянство и лживость. Питер кивал, начиная осознавать, насколько его ситуация глупа, насколько его злость беспричинна, а ненависть к Эрику является самой обыкновенной завистью.
- Чувак, ты должен пойти и показать ей, кто здесь главный! – он говорил громко, почти переходя на крик. – Я вот всю жизнь хотел что-то подобное, а получилось… Но я не знаю, неужели ты это так оставишь?!

И спустя пять минут Холланд вновь идет по тротуару, только теперь в другую сторону, а над городом уже затрепетал рассвет. Огромные облака, ночью скрывавшие звезды, теперь казались белоснежной ловушкой, из которой им никогда не выбраться. Желтые солнечные лучи нежно ласкали лицо, а ветер чуть трепал волосы, однако ничто это не могло сделать незаметным слишком тяжелый, душный воздух. На дороге все чаще стали появляться автомобили, как будто плывущие корабли из ниоткуда в никуда, кто-то старается добраться до работы раньше, чем на каждом перекрестке появятся вечные пробки, нарастающие с каждой минутой. Раньше, чем не останется ни одного парковочного места на несколько кварталов вокруг. И совсем, совсем скоро в воздухе повиснет неприятный запах выхлопных газов и горячего асфальта. У поворотов в темные переулки уже не стояли девушки в коротких мини-юбках, с ярко-красными губами и длинными ногтями, готовыми расцарапать всю спину. Питер не знал, что сейчас будет делать Боб, хоть и надеялся, что тот не впутается в неприятности, однако отлично знал, что это неизбежно. Может, он даже позвонит своей девушке и будет умолять вернуться. Уходя, он оставил его не в самом лучшем состоянии – тот вряд ли помнил, как вернуться домой. Да и денег у него наверняка с собой не было, ни на такси, ни на оплату заказа. Но ничто не может удручить более, чем случившееся ночью. Совсем недавно телефон надрывался от звонка, но Питер не смог ответить на звонок, и не столько из-за занятости, сколько из-за щемящего чувства гордости, которому он позволил сегодня взять над собой верх. Но зато теперь он знал, что Эрик ушел, с насмешкой подумал, что слишком рано, но это чувство тут же сменилось чем-то другим, более печальным и огорчающим.
В небольшом круглосуточном супермаркете он купил еще одну бутылку пива, даже не взглянув на марку производителя, улыбнулся милой кассирше, которая, почему-то, на него даже не посмотрела, и, выйдя из магазина, с особенной медлительностью пошел домой. Чем ближе были родные двери, тем больше хотелось оттянуть время встречи, и тем больше причин находилось, чтобы остановиться. Светофор, огромная афиша возле остановки, кричащая о выступлении популярной у подростков музыкальной группы. Но ничто не могло по-настоящему отгородить его от предстоящего разговора, или же он промолчит? Сделает вид, что задержался на работе? С усталостью Питер подумал о том, что и впрямь не знает, что ему делать. За столиком рядом с Бобом он без сомнений готов был ворваться в свою квартиру и показать, что не будет терпеть такого к себе отношения. Но сейчас… за дверью уютной забегаловки, когда вновь вступаешь в реальный мир, который поглощает тебя в одно мгновение, только тогда вся уверенность улетучивается, взлетает в синее небо, прячется за облаками.
Открыть дверь, ступенька за ступенькой подняться на свой этаж, да только не получается все это сделать так легко, как хотелось бы. Присев на лестнице, возле самой своей двери, с наполовину пустой бутылкой, или же полной, как сказал бы оптимист, да только не Питер, совсем не думавший о пиве в данный момент, он стал прокручивать в голове варианты. И только снова и снова крутился один и тот же сюжет – как он распахивает дверь, словно в каком-то старом кино без звука, где на заднем фоне играет заводная мелодия, а не ожидавшая его прихода Лейси бросается ему на шею, где он целует ее, валя на диван гостиной, и на этом самом месте история заканчивается, где надпись с завитушками у букв «The End» прикрывает дальнейшие события, не давая зрителю подглядеть прочее.
Питер Холланд ставит уже пустую бутылку на ступеньку, встает со своего места, лишь на мгновение закрыв глаза, представив, что все на самом деле хорошо, что все наладится, и дернул за ручку двери. Закрыто. Вытащив из кармана ключи, он открыл дверь, и первый шаг давался с особой тяжестью. Включил свет и разулся, бросив взгляд на гостиную, где на диване сидела она. Бросил ключи на полку, понимая, что теперь пути назад нет. Он молча прошел мимо девушки, стараясь не смотреть на нее, на кухню, но краем глаза все же заглянул в спальню и увидел смятые простыни. С неким отвращением, Питер сел на стул возле окна, не видя перед собой ни домов, ни низко нависшего неба.
- Тоже не спится? – он не отрывал глаз от окна. – А что так, буйная ночь разве не вымотала тебя с концами?
Проезжавшие внизу машины спешили убраться из этого места, скрыться за следующим поворотом, оставляя за собой только запах автомобильного масла и бензина. За стеной сидела Лейси, а из телевизора разносились звуки какой-то глупой песни, снова про любовь, как всегда. Только в жизни все почему-то другое, неуклюжее и некрасивое.

+2

6

Когда ключ в дверях повернулся, и разрушил её одинокое, теплое царство металлическим щелчком, Лейси рассматривала свой локоть, думая о том, чем же он так особенен. Еще в какой-то книге, с полок её мамы, в одной из тез немногих, которые были на английском, потому что её мать, предпочитала корейский, а вот Лейси уже не могла прочитать и страницы, говорилось, что именно в изгибе локтя, человек пахнет именно собой. И это всегда казалось ей странным, почему именно там, она уткнулась носом в молочную, шелковистую кожу, вдыхая, у неё был острейший нюх, но свой запах, даже собака, наверное, отличить бы не смогла. Иногда возникало чувство, что она уже так давно в этой шкуре, что отделить себя от всего остального, уже не возможно. Она подняла голову, Питер снял ботинки, ключи зазвенели друг о друга коснувшись, эти звуки всегда убивали ощущение одиночества, не сказать, чтобы она на него жаловалась, но было приятно чувствовать, что дома ты не один, и всегда есть к кому забраться под одеяло, и всегда есть кто-то, кто вынесет мусор, кто сделает чай за одно, когда кипятит чайник себе, кто подаст пульт от телевизора, поднесет забытое полотенце в душ…
-Ей, чего ты на звонки не отвечаешь? Где ты так долго был? Работы много?
Она села на коленки, облокотившись руками о спинку дивана, Питер не смотрел в её сторону, и молчал, прошел мимо, даже не глянув. Его взгляд скользнул в спальню, но он тут же его поймал. Она с интересом следила за его бесшумным, загадочным передвижением. Он садится на стул у окна, она не понимает его настроения. За окном начинает светать, и золото солнца отражается в окнах многоэтажки напротив, кажется, что вместо стекла там плещется карамельная содовая. Её взгляд ловит черные силуэты проносящихся птиц, на уже посветлевшем небе. Ночи такие короткие, что даже обидно за них летом. Хотя, возможно именно в этом волшебство летних, теплых, звездных ночей.
Свет отражался и начал освещать комнату, побеждая свет лампы, приторно теплый и желтый. Свет играл в волосах Питера, и обрамлял его непонятно, недовольный профиль.
Свет ломился о грани её аметистовых сережек, заставляя их светлеть, и светится изнутри, чистотой кристалла. Собирая солнечных зайчиков в сиреневую клетку, для темных дней.
- Тоже не спится? А что так, буйная ночь разве не вымотала тебя с концами?
Он неотрывно смотрит в окно, отражаясь в нем полупрозрачными частичками. Лейси на секунду застыла, хлопая глазами, слабо понимая, что происходит, смотря ему в затылок. Пальцы сжали спинку дивана, и кожа заскрипела. Почему то на секунду сердце застучало, где-то в горле, не давая открыть ей рот, этого она от него не ожидала. Секунды молчания тяжело повисли между ними, растягиваясь и мучительно тяжелея. В конце концов, Лейси сумела выдавить улыбку, которая прорвала непонятно откуда взявшийся ком в горле, и вместе с комком ушло и это ощущение ей не объяснимое, заполнившее её так внезапно, чувство, что она не могла истолковать. Её лицо расплылось в немного хищной, слащавой улыбке.
-Ого… - протянула она медленно и с чувством – Похоже, кто-то ревнует…
Она не знала, нравилось ей, это или нет, хотела ли она, чтобы это когда-то произошло? В эту секунду между ними что-то надломилось, тонкий лед их странных отношений, которые не могли привести ни к чему радужному и светлому. Она положила голову на руки и, улыбаясь, наблюдала за парнем еще несколько секунд.
-Смотри, какие серьги! Купишь мне такие же янтарные?
Легкая издевка проскользнула в голосе, губа чуть дернулась. Она щелкнула пальцем по серьге, смотря на парня в упор. Его слова вызвали у неё раздражение, хотелось огрызнуться, да так, чтоб ответить тому не чего было, и слова летели из неё быстрей, чем мысли приходили в голову. Она соскользнула на пол, босые ступни коснулись ковра, и она встала, волосы касались голых плеч, она улыбалась, и смотрела чуть искоса, исподлобья не отводя глаз, всем нравился такой взгляд. Она ступала практически по струнке, приближаясь к окну. Она сама не знала, чего хочет добиться, своей правоты, но в чем? Что доказать она хотела? Сама и не знала, двигаясь по инерции, с томной улыбкой, раздвинув ноги, она садится ему на колени, лицом к лицу.
На заднем фоне заиграла другая песня, опять знакомая, опять из старых, она сдерживала себя от напевания мелодии, которую любила до безумия, в голове крутились слова, и ничего кроме них. « Качаюсь на заднем дворе… Запрыгиваю в твою шуструю машину… Ты насвистываешь мое имя..». Её пальцы тонкие, скользят медленно еле касаясь, от его ключицы по шее.
-Отчего же ты меня так недооцениваешь? Эрик, конечно, хорош, спору нет, но я еще вполне могу провести все утро с тобой, если пожелаешь…
Она скользит пальцем вдоль скулы, щетина колит пальцы, останавливается на виске, на секунду пальцы забредают в волосы. Она совсем тихо смеется, и нагибается к его уху, почти касаясь его губами, она подпевает песне…
-Я слышала, ты любишь плохих девчонок. Дорогой, это так?
Она ловит мелодию, и её голос чуть дрожит, потому что пропеть, а точней протянуто эту мелодию шепотом, было довольно трудно. Её губы касаются его уха, затем, не отрываясь она скользит к виску, чуть ниже по направлению к губам. Музыка все играет сзади, жизнь закипает во всех других квартирах, а тут время опять подозрительно сбавляет свой ход,  в то время как сердце его ускоряет. Она вдыхает запах его кожи, эти запахи она различает, пахнет им, сигаретами, пивом, немного черным перцем, тяжелым, туманным утром, его одеколоном, больницей и железом. И ведь без всего этого, налипшего, он был бы уже далеко не Питером. Её руки скользят через плечи к нему на спину. Она привыкла решать проблемы так. Так она их решала всегда, теперь она могла решать их и при помощи «страха», но второй способ, доставлял крайне мало удовольствия, мало игры, прелюдий, не давал почувствовать жизни и прилива крови. Её пальцы блуждают на месте, устраивая водовороты на его одежде, как особые магически письмена, спирали, закручивающиеся внутрь, защищающие, отрезающие и лишающие воли. Лабиринты сознания, лабиринты жизни и времени. Она продолжает совсем тихо мурлыкать повторяющеюся мелодию.

+1

7

Питер смотрел в квадрат окна, который, словно старинная рама с позолотой обрамлял картину неба, вечно спешащего скрыться за горизонтом. В окнах многоэтажек еще пряталась тьма, находя под кроватями последнее укрытие, боясь исчезнуть с первыми лучами яркого, но не приносящего радости солнца. Но в некоторых уже горели огни, какие-то слишком уж бледные на фоне целого города и бесконечно-серого покрывала над головой. Питер промолчал. Промолчал, когда она спросила его про то, где он пропадал, как будто боясь признаться в преступлении, он не смотрел ей в глаза, хотя очень хотелось. А теперь почему-то было неприятно-стыдно за те слова, которые он бросил в нее, словно перчатку, но разве стоит по этому поводу волноваться? Она просто поменяет ее на другую, как ежесекундно меняется сама. Внизу – медленно развивается жизнь, с каждой минутой увеличивая свой темп, чтобы к ночи взорваться, достичь максимума и уйти на покой. Внизу – люди с зонтиками идут по тротуару, с ярко-красными, желтыми, но чаще – черными, как ночное небо в самую беззвездную ночь. А если пойдет дождь, они лишь спрячутся под буйством красок, но как можно спрятаться от буйства эмоций?
На подоконнике – сигареты, обычные «New Port», с верблюдом на упаковке, в кармане – зажигалка, но что-то мешает раскурить пару сигарет, сбрасывая пепел в некрасивую пепельницу на столе. Так делают в малобюджетных фильмах главные герои, пытаясь скрыть свою тревогу за клубами сизого дыма, медленно выползающими в окно, встречая рассвет где-то на уровне третьего этажа. И Питу постоянно казалось, что он больше и больше похож на них, героев глупых историй, победителей нелепых соревнований. От кончиков пальцев до закоулков души. Может, именно поэтому он остановил руку, готовую сжать пачку.
-Ого… - она тянула слова, словно довольный хищник, готовый броситься на свою добычу.– Похоже, кто-то ревнует…
Питер, сжав зубы, мотнул головой, не отрывая взгляда от окна. Пальцы на мгновение сжались в кулак, от злости или безысходности – он не знал сам. От лживости или правды – оставалось для него загадкой. Он прикрыл рот рукой, выдыхая воздух, не пуская его наружу, а потом лишь усмехнулся сам себе.
- Если я его и ревную, то только к своей кровати.
В голове – щемящая пустота, серые краски и черные квадраты, заслоняющие собой мысли, и среди сотен фраз, среди тысяч слов – он лишь вильнул, прячась за буквами, словно за щитом, надежным, за которым чувствуешь себя в безопасности даже среди кровавой бойни.
-Смотри, какие серьги! Купишь мне такие же янтарные?
Он удерживает себя, чтобы не обернуться, тогда это означало бы поражение. Но девушка уже скользнула на пол и, словно змея, самая ядовитая на свете, медленно приближалась к окну. Он видел ее отражение в обманчивом стекле, с каждым шагом становившееся больше, ненастоящее, как будто искусственное, и там отражается совсем не она. Странная улыбка, которая почудилась ему на ее губах, извиняющаяся и добрая, вылетела в окно, к черным птицам, парящим в небе, украшающим небо своими черными, как сажа, перьями. И через мгновение – оскал зверя, наконец подсторожившего свою добычу, играющего перед тем, как покончить с ней. Что-то блеснуло в лучах лампы, но стекло, слишком бледное, слишком обманчивое, не давало рассмотреть, оно как будто показывало лишь фрагменты, почти бесцветные, неоправданно-злые. Питер повернулся, не глядя ей в глаза, лишь на руки, потом – на серьги, дорогие, сверкающие белым золотом и аметистом, превращающие ее из шлюхи в элегантную девушку, с некой тайной. Да только горящие глаза и хищная улыбка портили это впечатление.
- Значит, платит он тебе дорогими украшениями, не деньгами? Обманываете сами себя, - Питер отвернулся, снова бросил взгляд на сигареты. – И в какой-то момент тебе даже почудилось, что мнете простыни вы по любви, да?
И тогда она села ему на колени, снова фальшь в окне, но, кажется, по спине пробежали мурашки. Питер замер, не ожидавший такого поворота событий, предчувствовавший хоть какой-то скандал, битую посуду и сломанную лампу, он получил совершенно другое. Он боролся с собой, каждую секунду, но не в силах сделать то, что надо, он не шевелился, чувствуя прикосновения пальцев на шее, игривые, завлекающие. В голове – сумасшествие, барабаны стучат так громко, что кажется, будто вот-вот соседнее здание должно взлететь на воздух, оглушив все вокруг и наконец заткнув эти барабаны. Он не мог ответить на ее слова, потому что была бы его воля – все утро бы не отпускал ее от себя. Он положил руку на ее талию, кожа обжигала пальцы, ладонь уже поднимается вверх по спине, цепляя черный, кружевной лиф, но не расстегивая его. Вторую руку он кладет на ее колено, и в какой-то момент начинает казаться, что все забыто, все позади. И в его горле блесна.
-Я слышала, ты любишь плохих девчонок. Дорогой, это так?
Песня льется в уши, тихим шепотом. Ее губы касаются уха, и то загорается, словно спичка, от ее прикосновения, от огня, который полыхает у нее внутри. Где-то возле сердца. Ее руки скользят на спину. Он приподнимает голову, повернув ее так, чтобы встретиться с ее губами, наклоняется, уже чувствуя ее горячее дыхание, ритм ее сердца. Что-то внутри разбивается.
Питер отстраняется от Лейси, как от чумной, пряча глаза, боясь вновь купиться на ее замысел, мягким, но быстрым движением, взяв ее чуть выше талии, пытается поднять со своих колен и когда это удается – встает со стула. И первым, что приходит в голову, оказывается закурить. Все еще не смотря ей в глаза, он нащупывает зажигалку, но огонь появляется на конце сигареты лишь через минуту, когда дрожащие пальцы наконец справились с задачей.
- Ты понимаешь, что так нельзя? Ты все проблемы так решаешь?
Где-то в голове вновь слащаво зашептал бес сна, напоминая о прошедшей ночи, когда он не закрывал глаз. В голове сразу появился Боб, уже совершенно пьяный, но непрестанно твердящий о его долге. Боже, что за бред творится в этом городе?
- Это же не нормально. Приходя домой, я не знаю, кого в этот раз ты приведешь. Какого черта я вообще должен бродить по городу в ожидании, когда вы закончите? – на минуту он замолчал, раскуривая сигарету, пуская дым в приоткрытое окно. Когда он успел его открыть? – Может ты права, может я и ревную, откуда мне знать?
И тогда он поднял глаза, боясь увидеть на ее губах ту же хищную ухмылку, но он не видел лица. Почему-то взгляд остановился на серьгах, белое золото которых уже затопило кухню, а потом затопит и весь этот мир. А синевато-розовые камни посыпятся бесконечным дождем. На его лице появилось отвращение.

+1

8

Его губы касаются её, она чуть слышно выдыхает горячий, накопившийся воздух. Ей хочется углубить поцелуй, сердце стучит быстрей, так же и сердце напротив неё, она тянется за большим, и тут Питер отстраняется. Лейси удивленно хлопает глазами, все еще чувствуя теплую влажность на своих губах, когда он её приподняв спихивает обратно на пол, она касается ногами пола, сначала чуть неуклюже, как жеребенок впервые вставший на ноги, но она быстро справляется со слабостью, и выпрямляется, непонимающе смотря на Питера. Её сердце продолжает бег, комок в горле не дает дышать. По животу разливается тепло, а руки чуть заметно дрожат, она засовывает их подмышки и прислоняется к подоконнику, такого она не ожидала, ей требуется время чтобы продохнуть и унять дрожь. Ей крайне не по душе, сцена, которую устроил Питер, её лицо чуть скривлено, она смотрит на него косо, и даже музыка не помогает ей отвлечься, она сверлит взглядом его шею. Затем смотрит как тот пробует зажечь сигарету, так отчаянно, хватаясь за неё, как за спасательный круг, он сосредоточенно пытается распалить зажигалку. Вся эта ситуация вызывает отвращение в Лейси, и только. Ей становиться прохладно и мурашки пробегают по телу, скорей всего от нервов и злости, но уж точно не от холода. В её голове звучат слова Питера, про дорогие подарки и любовь, казалось, будто он давно хотел это сказать, и готовился, уж слишком остро это прозвучало, но все же не задело Ким, она знала на что идет, и напоминания ей были не нужны, как и глупые порывы, непонятной ревности. Ей не нужна была любовь, в том смысле слова, в каком понимали её окружающие, в том смысле как понимал её Питер. В своем роде она любила каждого, с кем спала по своему личному желанию, иначе это было бы бессмысленно. А они любили её, когда она была рядом, пылко и страстно, и этого было достаточно, она не нуждалась в романтике и "семейных" разборках, в цветах и открытках в виде сердечек, в смсках каждые пять минут и прогулках в парке. Но за то она любила дорогие подарки, и в знак такой вот, возможно странной любви и обожания она принимала эти подарки, не получала, а именно принимала, ведь она их никогда не просила. Возможно это странно, но она никогда не испытывала желания в отношениях, даже будучи шестнадцатилетней девчонкой, её воротило от наигранности всех этих любовных отношений, она часто думала, что все потому что не нашла того единственного, но к двадцати трем, так и не испытав любви, просто поняла, что это не для неё, хотя иногда она сомневается, ведь как знать, может к кому-то она испытывала любовь, но лишь не смогла заметить её среди других, кипящих и бурлящих в ней чувств? Подруги утверждали, что не распознать любовь не возможно, Лейси оставалось лишь посмеяться и пожать плечами.
Тишина расползалась по квартире, совсем не уютная и дрожащая, казалось, что посуда на кухни скоро забренчит. Она повисла туманом над ними, и все замерло, кроме дрожащих рук. Где-то внизу шло метро, оно ползло где-то прямо под их ногами, и там внизу роились люди. Лейси хотелось, чтобы что-то выпало из рук, и звоном пробудило все вокруг, но в руках ничего не оказалось, она мысленно разбила бокал вина, и пурпур расползся по полу, забрызгав её ноги.
- Ты понимаешь, что так нельзя? Ты все проблемы так решаешь?
Она все так же смотрела на него, её брови чуть приподнялись и так же безысходно опустились, Питер был Питер, порой казалось, что он тот кого ничего на свете не волнует, но на самом деле, вот он, вот он какой, мягкотелый и не такой уж безразличный каким бы хотел казаться, и это бесит Лейси. Она покрутила запястьем, разглядывая, как сгибаются её пальцы, и все еще смотря на них проговорила.
-А ты хочешь ссоры? Серьезного разговора? Ну, давай поговорим, только о чем? Что ты хочешь мне сказать, лично мне сказать нечего. Мне не стыдно. Мне не должно быть стыдно. Это моя работа. А это - мой очень богатый парень. И не тебе меня лечить. Не лучше было бы просто заткнуться и заняться сексом, чем сидеть и разводить муть не понять о чем, а вечером уже притвориться, что никакого разговора и не было? И жить как будто бы точно так же? Или ты все-таки знаешь лучший способ решения проблем?
Она выдохнула и кинула последний злобный взгляд на Питера, её легкие опустели и она смогла вдохнуть спокойно. Она нарочно пропустила слово «бывший» парень, она не сильно посвящала Питера в детали её жизни, и могла надеяться, что тот и не вспомнит. Она уже не помнила суть того что только что тараторила, так как не много думала произнося эти слова, ей было тяжело понять, почему она так раскричалась и разнервничалась, почему она злилась, хотя абсолютно точно знала, что причина злости не слова Питера, скорей всего она сама и её мысли, да и нелепость этой ситуации. Ситуации, которая когда-то должна была произойти, в паре «без обязательств» всегда найдется тот один, который все разрушит, у которого появятся смутные, непонятные чувства и дурацкая ревность.
- Это же не нормально. Приходя домой, я не знаю, кого в этот раз ты приведешь. Какого черта я вообще должен бродить по городу в ожидании, когда вы закончите?
Лейси встряхнула головой, эмоции завладели ей, и теперь ждали только выхода наружу.
-Ну ты всегда можешь присоединиться, никто не был бы против, да и включить телевизор по громче, да лечь на диване. Почему я могу на нем спать, когда ты водишь девчонок, а сам никак? Не надо драматизма, Питер!
Она фыркнула и сделала, что-то непонятное руками, в какой-то момент они хотели вцепиться в этого парня, который стоял и ныл, и до глубины души бесил девушку, хотелось схватить его и потрясти. Она не любила соплей, она любила разговоры, бессмысленные и красивые, но ненавидела разговоры, в которых старались вывернуть её наизнанку, вывернуть и разобрать по кучкам её чувства. Она ненавидела, когда на неё смотрят внимательно с надеждой разгадать. Быть разгаданной, наверное был единственный её страх, перестать быть закрытой книгой, в невероятной обложке. Сердце стучала у неё в висках и ушах, как обычно с ней бывает, она глядела на улицу краем глаза, последние тусовщики разбредались по домам, ей хотелось сейчас быть вместе с ними, а лучше, уже в чьей-то постели, сладко вдыхая запах уже не свежей простыни, натянуть одеяло на уши, оставив пятки голыми, или стянуть одеяло с каково то парня рядом, или вылезти, совсем тихо, собрать вещи, и с головной болью улизнуть из квартиры, выйти босиком на улицу, держа каблуки в руках поймать желтое, всегда яркое и свежее такси. Она оглядела кухню, пытаясь припомнить, не осталось ли там чего-то веселого, хоть и пить по утрам совсем не весело. Хотелось сделать хотя бы кофе, но она была слишком упряма, чтобы двинуться с места, по этому она продолжала стоять. Она дотронулась пальцами до замка на лифе, который не был расстегнут, но тронут. Она краем глаза смотрела на Питера, ей хотелось закончить дело, ей не хотелось проигрывать не в чем, особенно если она могла выиграть. Из окна тянуло утреннем холодом, волшебный, городской аромат, дым стремился в щелку, вырывался на свободу в утреннее небо, навстречу самолетам. – Может ты права, может я и ревную, откуда мне знать?
Орикс подхватила пачку сигарет, и искусно выудила одну себе, держа её между двумя пальцами, как это делают девушки в старом кино. Не хватало блесток, каблуков и света, и был бы бурлеск. Она заводит ногу за ногу, встает напротив парня. Прислоняет фильтр к губам, все еще держа пальцами, и когда тот затягивается, прислоняет сигарету к его огоньку. Она ждет пока искра перекинется к ней, и смотрит ему в глаза, без особой цели и выражения. Просто смотрит и дышит, взгляд бежит по подбородку, к шеи и плечам, она прикрывает глаза, отстраняется, и затягивается. Дает дыму захлестнуть её горло, клубиться ураганом в легких, и затем приоткрывает рот, выпуская тонкую, изящную струйку дыма, та смешивается с дымом Питера и устремляется в окно. Она крутит сигарету между пальцами. Странное утро. Странно, но она не знает, что еще сказать ему, она не знает, что он хочет услышать, так бы сказала, с точностью на оборот, быть вредной было одним из её любимых занятий.
Она повернулась спиной к парню, и свободной рукой убрала волосы со спины.
-Посчитай мне моих антилоп, пожалуйста.
Иногда она просила об этом, странная просьба, не всем понятная, просто иногда, она переставала их чувствовать, казалось, что какая-то из них все же сумела, вырваться из этого вечного бега, сойдя с холста. А когда она их не чувствовала, было очень странно. Они там, у неё на спине, были очень пугливы и имели привычку разбредаться, по этому им нужен был пастух, который собрал бы их обратно. Глупо было селить их там, где следить за ними так сложно. Девушка затянулась. Эрик где-то уже дома, в кроватке, проваливается затылком в бездонную подушку, на его телефоне не стоит будильник, и он не мучается бессонницей. Она выдыхает дым и некоторые краски сегодняшней ночи.


офф-я знаю что это кошмар полный, и я забегаю опять вперед, ив се плохо, но решила, что должна сегодня дописать. так что прости, что порчу отыгрышь... и все таки буду такой наглой, и скажу, что за эту полную ерунду, ты должна качать хлою. да.

+2

9

новый день, как конвойный, подходит ко мне с изножья

Горький вкус поцелуя держался на губах, не спеша уходить, напоминая о тех мгновениях, когда внутри, где-то глубоко внутри него щемящая пустота на секунду исчезла. Но это были лишь фальшивые прикосновения, наигранные сюжеты которых теперь стучали в висках. В легкие закрался не кислород, но ее запах, нечто совершенно другое, принятое, однако, им как что-то родное и любимое. Он все еще помнил то чувство бушующего внутри огня, но сейчас по венам вместе с кровью текла только зола, а пепел прилип к небу, отчего становилось как-то необычайно грустно. Питер улыбнулся. На одно лишь мгновение уголки его губ приподнялись в танце эмоций и чувств, но тут же опустились, упали еще ниже, чем были до этого. Человек, который всегда смеется, который ищет добро и надежду во всем, вдруг становится пришедшим откуда-то из осени, из октября, или, может, ноября, когда чувство бесконечной тоски обнимает каждого, в чьей душе для нее находится хоть небольшое местечко. Парадоксы, словно глыбы льда, наплывают друг на друга, сталкиваются с громким шумом, и осколки льда летят во все стороны, как невысказанные слова.
Он поднял глаза, смотря на ее ссутуленную фигуру, выделяющуюся на фоне теней и недомолвок, в окно украдкой лился свет только поднимающегося светила, который был по-настоящему чистым и невинным, в нем, кажется, витали сотни брызг солнца, которые вот-вот должны погаснуть среди темноты, спрятавшейся по углам, все еще обороняющейся. Как было в древних замках на берегах бушующих рек. Но в этот раз бушевала тишина, угнетающая, она как будто смеялась беззвучным смехом, пролетая над головами. Питер рассматривал ее черты лица, угловатые плечи, волосы, прячущиеся за спиной, до которых пальцы так и норовят коснуться, и кружевное белье, которое ей так нравится. Он видел, как приподнялись ее брови после его фразы, как ее привычка что-то дергать вновь проявилась, только в этот раз ей мешали запястья. Тишину надломил он, но разломала окончательно ее именно Лейси… Когда произносишь ее имя, язык бежит от неба к нижним зубам, а губы расплываются в улыбке. Питер вспомнил, что роман какого-то зарубежного писателя начинается именно так, красотой имени, которое завораживает, льется приятной песнью, но не смог вспомнить ни автора, ни названия самой книги. А когда он вновь посмотрел на девушку, та уже, разгорячившись, заканчивала свою часть этой истории, странного диалога, от которого начинало воротить и выворачивать.
Питер, возьми себя в руки.
- Ты хочешь того, что проще, а я нет, понимаешь? Сегодня мы переспим, а завтра все начнется сначала. Все всегда начинается с начала, повторяется, и это не исключение. Но ты…
Он умолк, не зная, чем завершить начатое, как создать связные фразы из тех образов, что кружили в его голове, словно падальщики ожидая своего часа. Питер сжал кулак так, что костяшки побелели, а ногти впились в ладонь, оставляя ярко-красные следы на белизне кожи. Боясь того, что она переспросит, а он все еще не найдется с ответом, он повернулся спиной, в которую слишком просто вонзить нож. Так же просто, как для нее – решить все проблемы. Выключить свет, стянуть одежду и наслаждаться горячими прикосновениями ледяных пальцев, убирать волосы с лица, пряча их за уши, считать ребра и никогда не смотреть в глаза. Она умирала со скуки, когда ее кто-то лечил, в том смысле, что терпеть не могла разговоры серьезнее, чем о плате за квартиру. Да и не нужно ей это было.
Немного помолчав после ее последней фразы, не желая продолжать ту линию, по которой их разговор шагал до этого, он спросил, глядя ей в глаза, в зрачках которых, кажется, исчез и он сам, и Нью-Йорк:
Неужели ты на самом деле об этом не думала? Обо мне, о себе. О нас.
Об это слово разбивается все вокруг, об это слово бьются волны и рвутся моря. Из-за чертовского «нас» когда-нибудь обязательно сгорят небеса, от самого края до края, из-за него все исчезнет, рассыплется в прах. Потому что нельзя. Нельзя портить «ты» и «я», объединяя во что-то одно. Ведь из-за этого люди расстаются. Откуда нам знать, что означает это слово, если каждый так и норовит почувствовать себя свободным, на долю секунды вспорхнуть птицей на фоне грозового неба.
Через минуту он понял, что пальцы все еще сжимали сигарету, от которой остался лишь фитиль, на подоконнике – пепел, а вкус ее губ не заглушил даже дым. Понял все это сразу, но разве от этого станет легче? Питер потушил сигарету, с силой вдавливая ее в пепельницу, ожидая, что ты совсем исчезнет из его ладони.
-Посчитай мне моих антилоп, пожалуйста.
Питер оторопел, глядя на Лейси так, словно за эту ночь они впервые увиделись. Он хотел шагнуть назад, но подоконник врезался в спину, напоминая о том, что пути назад никогда не бывает. И он смирился. Наверное, как делал всегда.
Шаг вперед и пальцы сами перебирают животных, убегающих куда-то подальше от этого места, бесконечно стремящихся выбраться, но навсегда закованных в белизне кожи. Одна, вторая… Бег времени замедляется, когда касаешься их рогов, а голос, произносящий цифры, кажется неродным, а чьим-то чужим, незнакомым. Он уже ведет ладонью по спине вниз, чувствуя линию позвоночника на своей руке. Наклоняясь, Питер касается ее плеча лбом, и говорит четко, но голос его глухой:
- Ты невероятна. Еще вчера я был уверен, что ты для меня просто соседка. Да в этой чертовой жизни просто ничего не бывает, - он улыбался, скорее сам себе, чем произнесенным словам.
Питер опускается на колени, с трудом отрывая руки от ее тела, вытягивает одну ногу, упершись спиной о стену. Ладонью касается лба, ожидая, что вот-вот почувствует сильную боль и увидит ожог на руке, однако не почувствовал ничего, кроме холода.
- Сядь со мной.
В комнате за стеной из телевизора разносятся звуки музыки, но семь нот сливаются в одну, становятся осязаемыми, и почему-то кажется, что только в июльскую ночь такое могло случиться. Дышать сложно, в легких снова засел ее запах, разрывая Питера изнутри. Но он согласен на такую смерть.
С этим жарким июлем что-то не то.

офф: ты уже знаешь, что мне стыдно. и нет мне оправданий. зато я посмотрела хлою хдд

Отредактировано Оскал (11-11-2013 15:04:01)

+1

10

Её рука изящно подносит сигарету к губам, она затягивается слабо, как будто устала, из губ сочится поднебесная дымка - белая, полупрозрачная. Она закрывает глаза, сигарета горит красным огоньком, как будто душа тлеет на костре, она кричит, но никто не слышит. Она предупреждает, но никто не слышит. Рука Лейси падает вниз, и висит вдоль тела, а сигарета тухнет без человеческого тепла. Она чувствует пальцы Питера, медленно скользящие по её спине, цифры отдаются в ушах шаманским бубном. Магические заклинания, цифры сплетаются в ленты, в кружева, и тут же распадаются на тонкие ниточки, превращаются в пепел и возрождаются. Интересно, слышит ли это, чувствует ли это Питер? Магию, которую создает он сам? По спине бегут мурашки, как будто антилопы и вправду начали свой бег, навстречу солнцу? А может на оборот от него? Или все же они бегут от тигра? Или несутся к водоему? Может впереди их ждет пропасть ,в которую они прыгнут с разбегу? Или их поглотят улицы города, они заблудятся между светофорами, столбами, переулками, тупиками, желтыми разметками дорог... Она часто думала о том, куда и зачем они бегут. Она вспоминала, что набивая их, это было бессмысленно, красиво, но пусто, и как ни странно, они приняли смысл, глубокий смысл лишь со временем, каждая обрела тайное имя, свою тайную историю, свой собственный грех. Лейси вкладывала в них кусочки своей жизни, хранила в них свою душу. А раньше, это все было лишь для того, что бы одеть платье с голой спиной, что бы идти по улицам с подмигивающими таблоидами, жевать жвачку, и запрыгивать в старенькую, шуструю машинку старшеклассников. Высунутся в окно, ловить руками ночной ветер, и улыбается на возгласы о том, какая же чудна'я у неё татуировка.
Но магия момента испаряется, переходя в земное, теплое, плотское. Его рука соскользнула ниже, лежит на пояснице, теплая, родная, его голова ложится на её плече, неожиданно, она вздрагивает. Он так приник, так доверчиво, так отчаянно, как будто признавался в чем-то, как будто он, старался стать с ней, одним - нами. И эта мысль угнетала её, в голове становилось тяжело, сердце сжималось. она краем глаза смотрела на его чуть курчавые волосы и лоб, и сердце разрывалось от жалости к нему, и в один момент, ей хотелось винить себя во всем этом, хоть ей это и не свойственно.
-Еще вчера я был уверен, что ты для меня просто соседка.
Она чувствует его улыбку у себя на плече, как губы растягиваются. Она вздыхает, пытаясь отвести взгляд. Она должна привести его в чувства. Все это лишь иллюзии чувств, призраки, которые он принимает за что-то особенное, на самом деле, это ведь просто секс, он всегда таким был, просто. Бывает в жизни, то самое просто, хоть иногда, для некоторых оно перерастает в нечто большее, с помощью их же фантазии, чувств, переживаний. Но вместо того, что бы это сказать, она отводит взгляд, внутри все бурлит, она хочет сказать так много, но ей не хочется, так сразу ранить его, не хочет так стрелой прямо в сердце, почему то ей кажется, что ядом, оно гуманнее. Девушка смотрит на открытую дверь спальни, она видит её, одеяло на полу, как белоснежная мантия королевы, красная коробочка с золотым бантом и ценником внутри, смятая, грязная простынь, впитавшая стоны подушка, настольная лампа должно быть все еще горит, она всегда забывает выключать свет. Из окна на них смотрит красная кирпичная стена, она смотрит на место казни её чувств и одновременно, на единственный способ получить свой трон. Золотой, расписной, с ножками ввиде львиных лап, покрытый лисьими шкурами. Трон, который она не променяла бы ни на что на свете, чего бы это не стоило, каких смертных грехов, каких сердечных жертв, скольких косых взглядов, скольких фальшивых, но таких приятных поцелуев. И этот тронный зал то, что предстоит увидеть Питеру очень скоро, и возможно этого бы и хватило, чтобы отрезвить его чувства, но...
- Сядь со мной.
Ей начинало казаться, что Питер тонет. в своих чувствах, непонятных ему самому, и, казалось бы, пора протянуть руку помощи, но Ким решает топить. Топить его, потому что именно тогда, он осознает,что пора выныривать, пора вдохнуть и проснуться.
-Нет не сяду.
Она улыбается, и у неё вырывается, такой тихий, нервный смешок. Она садится на спинку дивана, сидит напротив Питера и смотрит на него сверху вниз. Она смотрит на него долго, наверное, как никогда, пристально, нежно, она оттягивает этот момент. Сейчас она скажет, то что знают они оба, и теперь, когда это прозвучит, все, абсолютно все иллюзии, которые ненароком могли возникнуть в их опухших от городской, нелегальной жизни подсознаниях, испарятся. Она позволяет себе еще секунду, а может две, она улыбается, своим мыслям, легко и безмятежно. Она видит себя и Питера, за ручку, они идут по улице, и выглядя как новобрачные, довольные и счастливые. А может у неё в руке поводок, и рядом идет собака, и у него обязательно на ошейнике есть красная бандана. Возможно, они сидят вместе в машине, и едут домой, загород, в маленький, тихий пригород, на заднем сидении, к детскому креслу прикован сыночек, темноглазый и темноволосый. И обязательно, они с утра выходят на террасу, садятся и пьют чай из больших, неуклюжих кружек. И она понимает, что это то, чего никогда у неё не будет, никогда, хотя она так же хорошо понимает, что это не то к чему она стремилась и о чем мечтала. Фантазировать на эту тему иногда приятно, но не более... Ей вообще было сложно воображать отношения, у неё их не было, таких настоящих, долгих, рутинных, быть может она и фантазировала не правильно, парадируя Голливуд? Она моргает и вновь уже здесь, она смотрит на Питера.
-Нет, Питер, я никогда, не думала о нас. А разве ты думал? Скажи зачем? - но в, то же время она не хотела слушать это, не хотела, по тому решила оставить вопрос открытым, и продолжила. - Питер, ты ведь прекрасно понимаешь, что никогда, не будет нас. Ни-ко-гда. Я проститутка. Ты слышишь это слово, ты осознаешь? Я - проститутка - в - борделе – у - мафии. И до этого я была проституткой. Я надеюсь, ты меня слышишь и расслышал это слово? А ты не можешь встречаться с проституткой. Я ведь не изменюсь. Я не могу уйти, да мне и некуда идти, да я и не хочу. Мы могли бы махнуть на другой конец страны в маленький городок… Но ты ведь этого не предложишь, ты ведь не бросишь этот город, ты не будешь рисковать своей жизнью. А мне хоть моя и не слишком дорога, её я не променяю на роль официантки, за три копейки, ведь никуда больше меня не возьмут,- она перевела взгляд в окно, солнце уже светило ярко, по летнему, внизу шумели машины, и её голос был частью этого шума, она уже ушла далеко от темы, далеко от того, что хотела сказать, коротко и ясно. Не смогла себя сдержать. - А так, ты ведь не сможешь смириться с Эриком на своей кровати, с каким-нибудь Джоном там же, а может и одновременно, ты ведь, не сможешь, сидеть тихо на диване с мыслью, да я понимаю, это её работа? Нет ведь, ты будешь устраивать вот такую ревнивую муть каждый, гребаный раз! Ты думаешь, я не думала, как было бы здорово, возможно, как ты выразился, " мять простыни по любви" с тобой? Но ты ведь не сможешь, ты ведь не выдержишь, а я? Думаешь, я хочу видеть, тебя вот таким как ты сейчас?- она сорвалась практически на крик, она разнервничалась, сказала лишнего, опровергла свои же самые первые слова, и была в целом очень не довольна своей речью. - Ведь мы просто соседи. Не ломай себе голову, найди нормальную девчонку, дари ей цветы, целуй ей руки и, может, ноги, води её в обсерватории, и в кафешки. Я никогда не подойду на эту роль, у меня даже одежды подходящей не будет, - она чуть засмеялась и улыбнулась, стараясь перевести разговор на более безмятежный лад, хотя выходило из рук вон плохо и не к месту. - Я понимаю, что именно так ты хотел решать проблемы? Я надеюсь теперь ты счастлив, и что все таки, завтра утром, мы притворимся, что всего этого я не говорила, потому что, платить за квартиру в этом месяце я собиралась как я делала это раньше, потому, что денег нету, мне нужны новые туфли, - она вновь улыбается, опять ляпнула, что то дурацкое и совсем не нужное, только еще хуже сделала, по этому лучше б она все это написала на бумажке и ему дала в руки. Получилось бы более красиво и весомо. Она вздыхает сама себе, на душе ужасно, в груди щемит, в животе колит, сердце стучит в висках, очень жарко. Все-таки она не была готова к этому разговору. Она тихо встает, не смотрит на Питера.
-Мне на работу надо...
Она быстрым шагом уходит, заходит в спальню, старается не смотреть по сторонам, натягивает на себя первое под руку попавшее платье, оно блестит синими чешуйками и переливается. Она хватает телефон, кидает его в сумку, натягивает туфли, не красится, не причесывается, просто выходит из дома, она не смотрит в сторону Холланда, она вообще смотрит только перед собой, открывает входную дверь, выходит, и хлопает ей с такого размаху, что кажется будто по ту сторону двери, должна была упасть картина или какая тарелка. Она шумно выдыхает и чувствует себя круглой дурой, и бегом, чуть ли не спотыкаясь спускается по лестнице, по рукам от перенапряжения проходит дрожь, внутри все бурлит и требует чтобы выпустили наружу. Она замирает перед дверью дома, она поправляет волосы руками, оправляет платье, закрывает сумочку. Конечно, ей не надо было ни на какую работу в семь утра, просто, она не знала, что еще сказать, и что еще сделать. Как решить эту проблему. А стоило ли её решать? Ведь чаще, легче просто убежать. И теперь ей предстояло занять себя чем-то до вечера.
Она открыла дверь и вышла на улицу. Было еще по-утреннему прохладно, и это радовало, холод помогал прийти в себя, она вдохнула,  спустилась по лестнице, и пошла в сторону главной улицы.
Она подняла взгляд на пятый этаж, солнце светило прямо в окна, они выглядели как плавленое золото, и ничего не было видно. Она замерла так на несколько секунд, опустила голову и пошла дальше. Шум города потихоньку поедал её, забирал в свои горячие объятия, забирал свое порождение, забирал то, что создал сам, тщательно лепил, все эти годы. Через потери, через несправедливости, через боль и тоску, приправлял все это бесконечными блестками, перьями, прожекторами, камнями, кольцами, книгами о любви. Город любил своих детей из огня и стали, ведь Город способен принять в себя лишь тех, кого сломать не может, лишь им дано понять, всю красоту и эту странную любовь Города, которую он проявляет так странно, так жестоко.

+1


Вы здесь » Коты-Воители. Игра Судеб. » Игровой архив » да и лето такое - обняться и не дышать