Её рука изящно подносит сигарету к губам, она затягивается слабо, как будто устала, из губ сочится поднебесная дымка - белая, полупрозрачная. Она закрывает глаза, сигарета горит красным огоньком, как будто душа тлеет на костре, она кричит, но никто не слышит. Она предупреждает, но никто не слышит. Рука Лейси падает вниз, и висит вдоль тела, а сигарета тухнет без человеческого тепла. Она чувствует пальцы Питера, медленно скользящие по её спине, цифры отдаются в ушах шаманским бубном. Магические заклинания, цифры сплетаются в ленты, в кружева, и тут же распадаются на тонкие ниточки, превращаются в пепел и возрождаются. Интересно, слышит ли это, чувствует ли это Питер? Магию, которую создает он сам? По спине бегут мурашки, как будто антилопы и вправду начали свой бег, навстречу солнцу? А может на оборот от него? Или все же они бегут от тигра? Или несутся к водоему? Может впереди их ждет пропасть ,в которую они прыгнут с разбегу? Или их поглотят улицы города, они заблудятся между светофорами, столбами, переулками, тупиками, желтыми разметками дорог... Она часто думала о том, куда и зачем они бегут. Она вспоминала, что набивая их, это было бессмысленно, красиво, но пусто, и как ни странно, они приняли смысл, глубокий смысл лишь со временем, каждая обрела тайное имя, свою тайную историю, свой собственный грех. Лейси вкладывала в них кусочки своей жизни, хранила в них свою душу. А раньше, это все было лишь для того, что бы одеть платье с голой спиной, что бы идти по улицам с подмигивающими таблоидами, жевать жвачку, и запрыгивать в старенькую, шуструю машинку старшеклассников. Высунутся в окно, ловить руками ночной ветер, и улыбается на возгласы о том, какая же чудна'я у неё татуировка.
Но магия момента испаряется, переходя в земное, теплое, плотское. Его рука соскользнула ниже, лежит на пояснице, теплая, родная, его голова ложится на её плече, неожиданно, она вздрагивает. Он так приник, так доверчиво, так отчаянно, как будто признавался в чем-то, как будто он, старался стать с ней, одним - нами. И эта мысль угнетала её, в голове становилось тяжело, сердце сжималось. она краем глаза смотрела на его чуть курчавые волосы и лоб, и сердце разрывалось от жалости к нему, и в один момент, ей хотелось винить себя во всем этом, хоть ей это и не свойственно.
-Еще вчера я был уверен, что ты для меня просто соседка.
Она чувствует его улыбку у себя на плече, как губы растягиваются. Она вздыхает, пытаясь отвести взгляд. Она должна привести его в чувства. Все это лишь иллюзии чувств, призраки, которые он принимает за что-то особенное, на самом деле, это ведь просто секс, он всегда таким был, просто. Бывает в жизни, то самое просто, хоть иногда, для некоторых оно перерастает в нечто большее, с помощью их же фантазии, чувств, переживаний. Но вместо того, что бы это сказать, она отводит взгляд, внутри все бурлит, она хочет сказать так много, но ей не хочется, так сразу ранить его, не хочет так стрелой прямо в сердце, почему то ей кажется, что ядом, оно гуманнее. Девушка смотрит на открытую дверь спальни, она видит её, одеяло на полу, как белоснежная мантия королевы, красная коробочка с золотым бантом и ценником внутри, смятая, грязная простынь, впитавшая стоны подушка, настольная лампа должно быть все еще горит, она всегда забывает выключать свет. Из окна на них смотрит красная кирпичная стена, она смотрит на место казни её чувств и одновременно, на единственный способ получить свой трон. Золотой, расписной, с ножками ввиде львиных лап, покрытый лисьими шкурами. Трон, который она не променяла бы ни на что на свете, чего бы это не стоило, каких смертных грехов, каких сердечных жертв, скольких косых взглядов, скольких фальшивых, но таких приятных поцелуев. И этот тронный зал то, что предстоит увидеть Питеру очень скоро, и возможно этого бы и хватило, чтобы отрезвить его чувства, но...
- Сядь со мной.
Ей начинало казаться, что Питер тонет. в своих чувствах, непонятных ему самому, и, казалось бы, пора протянуть руку помощи, но Ким решает топить. Топить его, потому что именно тогда, он осознает,что пора выныривать, пора вдохнуть и проснуться.
-Нет не сяду.
Она улыбается, и у неё вырывается, такой тихий, нервный смешок. Она садится на спинку дивана, сидит напротив Питера и смотрит на него сверху вниз. Она смотрит на него долго, наверное, как никогда, пристально, нежно, она оттягивает этот момент. Сейчас она скажет, то что знают они оба, и теперь, когда это прозвучит, все, абсолютно все иллюзии, которые ненароком могли возникнуть в их опухших от городской, нелегальной жизни подсознаниях, испарятся. Она позволяет себе еще секунду, а может две, она улыбается, своим мыслям, легко и безмятежно. Она видит себя и Питера, за ручку, они идут по улице, и выглядя как новобрачные, довольные и счастливые. А может у неё в руке поводок, и рядом идет собака, и у него обязательно на ошейнике есть красная бандана. Возможно, они сидят вместе в машине, и едут домой, загород, в маленький, тихий пригород, на заднем сидении, к детскому креслу прикован сыночек, темноглазый и темноволосый. И обязательно, они с утра выходят на террасу, садятся и пьют чай из больших, неуклюжих кружек. И она понимает, что это то, чего никогда у неё не будет, никогда, хотя она так же хорошо понимает, что это не то к чему она стремилась и о чем мечтала. Фантазировать на эту тему иногда приятно, но не более... Ей вообще было сложно воображать отношения, у неё их не было, таких настоящих, долгих, рутинных, быть может она и фантазировала не правильно, парадируя Голливуд? Она моргает и вновь уже здесь, она смотрит на Питера.
-Нет, Питер, я никогда, не думала о нас. А разве ты думал? Скажи зачем? - но в, то же время она не хотела слушать это, не хотела, по тому решила оставить вопрос открытым, и продолжила. - Питер, ты ведь прекрасно понимаешь, что никогда, не будет нас. Ни-ко-гда. Я проститутка. Ты слышишь это слово, ты осознаешь? Я - проститутка - в - борделе – у - мафии. И до этого я была проституткой. Я надеюсь, ты меня слышишь и расслышал это слово? А ты не можешь встречаться с проституткой. Я ведь не изменюсь. Я не могу уйти, да мне и некуда идти, да я и не хочу. Мы могли бы махнуть на другой конец страны в маленький городок… Но ты ведь этого не предложишь, ты ведь не бросишь этот город, ты не будешь рисковать своей жизнью. А мне хоть моя и не слишком дорога, её я не променяю на роль официантки, за три копейки, ведь никуда больше меня не возьмут,- она перевела взгляд в окно, солнце уже светило ярко, по летнему, внизу шумели машины, и её голос был частью этого шума, она уже ушла далеко от темы, далеко от того, что хотела сказать, коротко и ясно. Не смогла себя сдержать. - А так, ты ведь не сможешь смириться с Эриком на своей кровати, с каким-нибудь Джоном там же, а может и одновременно, ты ведь, не сможешь, сидеть тихо на диване с мыслью, да я понимаю, это её работа? Нет ведь, ты будешь устраивать вот такую ревнивую муть каждый, гребаный раз! Ты думаешь, я не думала, как было бы здорово, возможно, как ты выразился, " мять простыни по любви" с тобой? Но ты ведь не сможешь, ты ведь не выдержишь, а я? Думаешь, я хочу видеть, тебя вот таким как ты сейчас?- она сорвалась практически на крик, она разнервничалась, сказала лишнего, опровергла свои же самые первые слова, и была в целом очень не довольна своей речью. - Ведь мы просто соседи. Не ломай себе голову, найди нормальную девчонку, дари ей цветы, целуй ей руки и, может, ноги, води её в обсерватории, и в кафешки. Я никогда не подойду на эту роль, у меня даже одежды подходящей не будет, - она чуть засмеялась и улыбнулась, стараясь перевести разговор на более безмятежный лад, хотя выходило из рук вон плохо и не к месту. - Я понимаю, что именно так ты хотел решать проблемы? Я надеюсь теперь ты счастлив, и что все таки, завтра утром, мы притворимся, что всего этого я не говорила, потому что, платить за квартиру в этом месяце я собиралась как я делала это раньше, потому, что денег нету, мне нужны новые туфли, - она вновь улыбается, опять ляпнула, что то дурацкое и совсем не нужное, только еще хуже сделала, по этому лучше б она все это написала на бумажке и ему дала в руки. Получилось бы более красиво и весомо. Она вздыхает сама себе, на душе ужасно, в груди щемит, в животе колит, сердце стучит в висках, очень жарко. Все-таки она не была готова к этому разговору. Она тихо встает, не смотрит на Питера.
-Мне на работу надо...
Она быстрым шагом уходит, заходит в спальню, старается не смотреть по сторонам, натягивает на себя первое под руку попавшее платье, оно блестит синими чешуйками и переливается. Она хватает телефон, кидает его в сумку, натягивает туфли, не красится, не причесывается, просто выходит из дома, она не смотрит в сторону Холланда, она вообще смотрит только перед собой, открывает входную дверь, выходит, и хлопает ей с такого размаху, что кажется будто по ту сторону двери, должна была упасть картина или какая тарелка. Она шумно выдыхает и чувствует себя круглой дурой, и бегом, чуть ли не спотыкаясь спускается по лестнице, по рукам от перенапряжения проходит дрожь, внутри все бурлит и требует чтобы выпустили наружу. Она замирает перед дверью дома, она поправляет волосы руками, оправляет платье, закрывает сумочку. Конечно, ей не надо было ни на какую работу в семь утра, просто, она не знала, что еще сказать, и что еще сделать. Как решить эту проблему. А стоило ли её решать? Ведь чаще, легче просто убежать. И теперь ей предстояло занять себя чем-то до вечера.
Она открыла дверь и вышла на улицу. Было еще по-утреннему прохладно, и это радовало, холод помогал прийти в себя, она вдохнула, спустилась по лестнице, и пошла в сторону главной улицы.
Она подняла взгляд на пятый этаж, солнце светило прямо в окна, они выглядели как плавленое золото, и ничего не было видно. Она замерла так на несколько секунд, опустила голову и пошла дальше. Шум города потихоньку поедал её, забирал в свои горячие объятия, забирал свое порождение, забирал то, что создал сам, тщательно лепил, все эти годы. Через потери, через несправедливости, через боль и тоску, приправлял все это бесконечными блестками, перьями, прожекторами, камнями, кольцами, книгами о любви. Город любил своих детей из огня и стали, ведь Город способен принять в себя лишь тех, кого сломать не может, лишь им дано понять, всю красоту и эту странную любовь Города, которую он проявляет так странно, так жестоко.