На горизонте небо было цвета латуни, трава постепенно превращалась в бесплодную землю, деревья остались далеко позади, а шум вереска, уцелевшего после огненного торжества давно утих за спиной. Торжество природы уступало человеку, искромсавшему ее девственные леса и нежные поля. Наверное, давным-давно на месте этих дымящих труб, из-за дыма которых не видно чистого неба, были луга, и их трава поддавалась каждому дуновению ветра. Но теперь все не так.
Шаг за шагом кот приближался к цели. Вот уже окраина города, старые, обветшалые дома, за высокими заборами которых не умолкают псы на привязи. Оскал бывал тут столь редко, что не мог определить, куда идти. Он презирал город со всеми его закоулками и дорогами, презирал людей, спешащих по своим бесконечно скучным делам и не замечающих маленькой жизни под ногами. Но еще больше он презирал уличных котов, готовых порвать друг друга за колбасные обрезки. Хотя его презрение не стоило ни мышьего хвостика, ведь он сам стал таким. Сам стал добывать пропитание этими невыносимо ужасными способами, стал рычать на бродячих котов, чтобы те не смели забрать его добычу. Он сам становился таким же гадким, как те, кого он так усиленно ненавидел всю свою жизнь.
В городе всегда кипела жизнь. Он уже привык к тому, что чудища никогда не умолкают, привык не слышать пения птиц, которые раньше пели для него колыбельные. Уже не первый раз тут, а все равно не хватает воли привыкнуть, осознать свою беспомощность, да и не только свою, а всех воителей. Пожар пожрал все. Он загреб своими лапами деревья и пустошь, как будто обнимал родимые поля и леса, прижимал к груди. А после этих объятий не осталось ничего. И теперь даже жалкие огрызки кажутся великим пиром для лесных котов. Пускай прошло уже несколько лун, но время не скоро исправит ошибки природы, не скоро заживит раны леса и племен – они еще долго будут кровоточить, причинять жгучую боль. «А в городе забываешь на время о том, что творится за его пределами,» - с грустью думал Оскал, минуя мясную лавку, из которой доносился аромат, от которого пасть наполнялась слюной. Но это добыча для других, для тех, кто способен с ловкостью выполнить опасную задачу. Для тех, кто не в силах, остается свалка.
Что такое свалка для лесного кота? Мышиный помет и то лучше, скажет вам любой воитель. Но когда не остается выхода, даже мусор становится для котов звездной милостью. Раньше воинов посылали на охоту, а сейчас – в город, чтобы те добыли хоть что-то для племени. Оскал долго не мог смирится с этой ужасной участью, но не в его правилах ослушаться приказа. Он выполнял все, что ему говорили. Как бы противно это ни было. Потому что так надо, потому что это на самом деле необходимо.
Кот проходил по самой оживленной улице, которая только была на его пути. Внимание привлекла странная сцена. Какой-то детеныш двуногих дергал мать за длинный рукав и показывал на витрину магазина. Сверкающее чудище, только маленькое, величественно смотрело с прилавка, как будто Звезда с неба смотрит на своих подданных. В глазах ребенка было неподдельное восхищение, а Оскал смотрел на него, как на умалишенного старейшину. Как можно восхищаться этой мерзостью, погубившей сотни жизней ни в чем не виновных котов? Они ничуть не похожи на котов, мелькнуло в голове кота, когда до него донесся жалобный вой ребенка. Они никогда не станут такими же, как коты. Никогда.
Оскал миновал эту оживленную улицу, которая всегда внушала ему страх. Сотни огней, спешащие люди готовы сбить с лап, а здешние бездомные коты и вовсе свирепы, словно у них отнимают не еду, а жизнь. Оскал усвоил, что в городе все так же сложно, как и в лесу. Только племен здесь больше, и у них нет Воинского Закона, определяющего нормы поведения. У них нет ничего, ограничивающего их действия, поэтому они тут дерутся насмерть, они тут готовы разорвать глотки противникам за глупые, никому не нужные слова. И они ни во что не верят, потому что им остается надеяться только на себя и свои клыки. В лесу такому никогда не бывать. Лес совершенно другой, он столь таинственный, столь волшебный, что после него все кажется унылым и бездушным. А у леса, у родимой пустоши есть своя особенная душа, переливчатая, сверкающая на солнце, как капли росы.
Но вот нужный поворот, свет фар от машин тут же перестает резать глаза. Он дошел, в кои-то веки без проблем удалось прийти к этому месту. Единственное, за которое тебя никто не хочет порвать в клочья. Все так же на окраине города, тупик между двумя домами, в окнах которых свет всегда приглушенный, и из открытых дверей всегда доносятся булькающие звуки какой-то популярной песни, уже давно охватившей весь город. Оскал никогда не видел здесь людей, лишь тени в окнах и их режущее ухо щебетание – это все, что говорит об их существовании. Коты сюда тоже заглядывают нечасто, видно, это место давно утратило свою популярность, ведь поживиться тут толком и нечем, если только перепадет найти в баках что-то новенькое, только сегодня выброшенное.  Но Оскалу было и этого достаточно, хотя сначала он и пытался найти лучшее место, но после пары-другой шрамов на боках понял, что это бесполезное занятие со здешними озлобленными котами. А уж про оголодавших псов и вообще говорить не стоит, кажется иногда, что они кота живьем сожрать готовы.
Воитель прыгнул на ближний к нему бак, заглянул в темноту, царящий мрак, наполненный лишь мусором, и с удовольствием заметил несколько странных на вид, однако не столь вонючих объектов. Когда он улыбнулся, его шрам противно дернулся, обнажая клыки. Но кот уже привык к этому и совсем не замечал. Пытаясь подцепить лапой какой-то пакет с ароматными огрызками, тот чуть не свалился в бак, но ему удалось удержать равновесие.
И на что он тратит уроки, которые преподал ему наставник в пору ученичества? На то, чтобы удержаться на вершине мусора. Расскажите про это предкам ныне живущих котов, и она засмеются, хватаясь за животики.

зря ты в тот раз меня перехвалила. прости.

В городе время течет по-иному, Оскал замечает это уже не в первый раз. Как будто кто-то держит солнце, пойманное в сети, чтобы то никогда не свершило свой вечный обход, чтобы оно вновь не спустилось за горизонт, оставив обитателей леса и города в кромешной тьме. Наверное, у солнца тоже есть неотложные дела, наверное, у него тоже есть свои законы, а этот странный город держит его, не дает уйти. Зачем ему это?
А тем временем кот-воитель роется по свалкам! Ха, до чего же докатились племена!
Оскал уже успел проверить первый бак, вынув из него пару кусков, замеченных ранее. Теперь он с надеждой заглянул во второй, может, в этот раз ему посчастливится, может, и тут свершаются чудеса. Кот принюхался, но запах двуногих все портил – он был повсюду, и воителю уже казалось, что он сам пропах ими. Сложно что-то учуять сквозь эту невозможную вонь, но он напрягся, закрыл глаза, ведь так можно лучше сосредоточиться на запахах. Есть! Кот осторожно, чтобы не упасть, откинул лапой странного вида ткань, похожую на ту, что носят двуногие, затем с трудом отодвинул бумажный пакет, набитый чем-то тяжелым, и наконец увидел! Целый кусок мяса, уже испорченного, но вполне съедобного. С ухмылкой он подцепил его когтем, но тут же выронил, и сам повалился за ним в непостижимые лабиринты протухших овощей и прочую ерунду, название которой Оскал пожелал бы не знать.
Дело в том, что совсем близко раздался звонкий голос, такого он точно не ожидал. Совсем забыл об осторожности, полностью сосредоточившись на добыче для племени. Он, проклиная себя, схватился за край мусорника и вылез наружу. Какая-то трава прилипла к его морде, но Оскал не уделил ей ни малейшего внимания. Он смотрел на ту, которая посмела его побеспокоить. Откуда она знает его имя? Его старое имя, если быть точнее, ученическое, которое он так ненавидит, которое он пытается забыть всеми силами. Городские коты вообще редко знают имена племенных, им это ни к чему, а она и вовсе не может его знать.
Она точно была городской, он нее не пахло лесом – скорее городом, драками и огнем. Огнем, который так ненавидит кот, от которого он постоянно хочет скрыться, а тот безостановочно его преследует, бежит по пятам и не отстает. Эта трехцветная кошка была моложе Оскала, тот заметил это сразу, да и он был ее крупнее, если дело дойдет до драки – удача будет на его стороне. Ведь побеждают сильнейшие. Но Оскала задел ее вопрос, он все еще не мог понять, откуда она знает. Подумав пару секунд, он ответил по своему обычаю, одним словом.
- Да.
Он ее определенно знал. Возможно, когда-то давно встретились на границе, возможно, это лишь его вымысел. Но она уверенно напоминала кого-то из тех давних-давних времен, о которых кот предпочитал не вспоминать. После Пожара началась новая эра, если это можно так назвать. Теперь все делится на «до» и «после», и она точно если и была, то «до».
Оскал был готов к бою, ведь вполне возможно, что это отвлекающий маневр, что она кинется на него и украдет заветный кусок мяса, который он обязан донести до племени. Кот совсем свихнулся за последнее время,  стал подозрительным. Оскал следил за каждым ее движением, а сам тем временем весь напрягся, готовый к обороне, но она медлила. Положение для Оскала ухудшало то, что он находится в тупике, отсюда без боя выбраться не получится. И в тот момент, когда он уже начал продумывать план обхода, кошка затараторила.
Такое бывает. Ты думаешь, что уже все знаешь об этом мире, а на самом деле ты ни знаешь ничего по сути. Знаешь свои имя, знаешь свой долг, а все, что тебя окружает так и остается неизвестным. В племени тогда только и было разговоров о пропаже Белобрюшки. Чего только не делали ради нее, и патрули посылали, и надеялись на знак целителям. Но она пропала без следа, как будто и вовсе не было такого котенка в племени. Оскал тогда и сам участвовал в ее поиске, был в первом патруле, отправившемся по ее следу, но из-за дождя запах обрывался посреди пустоши, а, значит, и обрывалась надежда найти Белобрюшку. Он помнил и ее ненормальную мать, и отца, и помнил двух братьев, перешедших в Грозу, помнил все. Но больше всего он помнил то, как она боялась его самого, его страшного ожога, как пряталась в детской, чтобы не видеть, как он проходит мимо. Теперь Оскал понял, почему она казалась ему знакомой, пусть она уже не была племенной, но в ней осталось что-то от леса. Те, кто уходят, навсегда остаются лесными, потому что уносят в душе пустошь и сосновый бор, озеро и ручьи. Они забирают с собой Лес, и их всегда можно узнать, потому что в душе у них шумит вереск.
Надо было что-то ответить, но Оскал совсем не знал, что. От неожиданности он присел, забыв об обороне и прочей чепухе, которая до этого лезла в голову. Как он вообще мог подумать, что она на него нападет? Это безумно, не имеет никакого смысла. Только сейчас он увидел, что та не напряжена, не готовиться к атаке, которой он так от нее ожидал. Потому что стремление добыть пропитание для племени застилает глаза, потому что эта никому не нужная честь не дает покоя.
- Да, помню. И ты тогда ушла в город?
Он, конечно, понимал все. Но променять лес на город! Променять родную пустошь на эти покосившиеся жилища двуногих, отдать щебетание птиц взамен на несмолкаемый шум чудовищ? Кто на это способен, разве такое вообще возможно?
Он не хотел больше здесь находиться, не хотел видеть эту кошку, потому что не понимал ее. Пора домой, пора коснуться лапами мокрой от росы травы, насладиться запахами природы. Но что-то не давало ему просто так взять и уйти, держало так же сильно, как город держит солнце. Оскал вновь запрыгнул на бак с мусором, достал протухшее мясо, и, спрыгнув, оказался рядом с Белобрюшкой. Посмотрел ей в глаза, как будто надеясь увидеть там сожаление и понимание своей потери.
- Мне пора возвращаться. Для племен сейчас нелегкие времена.
Но он не двинулся с места, все еще смотря в глаза кошке.

Пустошь пела свою песнь, как колыбельную, такую сладкую и убаюкивающую, после которой ничего не боишься. У ветряных котов своя матерь, одна на всех, огромная, бесконечная и необъятная. Ветер ласкал каждую травинку, с неизменной нежностью целовал морды котов. А небо лило свои слезы, будто именно оно в тот день потеряло смысл жизни, а не кто-то другой в этом звездами забытом лесу. Слезы неба не были солеными, но отдавали горечью беды и утраты, и эта безнадежность передавалась всему миру. Вода застилала глаза, заглушала звуки Леса, скрывала запахи, словно воришка, пряча что-то важное от чужих глаз. «Может, так оно и надо? Может, именно этого Звезды добиваются?» - думал, словно помешавшийся фанатик тогда еще совсем молодой воитель, пытаясь отыскать иглу в стоге сена, один лишь нежный запах среди тысяч, миллионов других, прячущихся под покровом ночи и дождя. Если небо льет свои слезы, не стоит ему мешать.

Воспоминания, словно серые мыши, прокрались в голову воителя, он вспоминал все, что было с ней связано. «Таких встреч не бывает,» - вновь и вновь думал он, однако вот она, стоит перед ним, говорит и смотрит на него своими огненными глазами, сжигает. А он горит, сгорает дотла, как родной и любимый им Лес, совсем недавно полыхавший тем же огнем. Она ничто, она ушла из племени, будучи еще совсем малышкой, ушла и не вернулась, но как можно забыть и Лес, и звезды, и запах пустоши, и то невероятное ощущение поцелуев ветра? Она ушла, пропустив всю жизнь, бросила ее в небытие, будто закопала в земле все то, что должно быть дорого. Теперь она уже не соплеменница ему, и вряд ли когда-нибудь станет. Пусть в душе шумит Лес, но на лапах запах города, в глазах горит огонь, а в ушах – вечный шум неумолкающих ни на мгновение машин.
Оскал пропустил ее слова мимо ушей, не пытаясь найти в них ни оправдания, ни объяснений, и не дав ей ни малейшего намека на сострадание. Все это ни к чему, ее жизненная дорожка ведет в другую сторону, в то время, как его стремится к Звездам. Эти слова уже ничего не значат, возможно, когда-то они и стоили многого, но сейчас за них она не получит ни мышьего хвостика. Кот нервно дернул хвостом, не желая больше терпеть все это.
Но она улыбалась, а он стоял, словно пойманный в сеть, не в силах пошевелиться. Время на мгновение застало, на то самое мгновение, когда они встретились взглядами, и как будто шквальный ветер стал менять их судьбу, сплетая все дороги в одну, связывая в прочный узел все, что их окружало. Он ждал тех ее слов, а чего ждала она? И он стоял, наблюдая за ее решительными движениями, ожидая чего-то от самой судьбы.
-Я возвращаюсь в племя вместе с тобой.
Его глаза на мгновение расширились, в ушах загрохотало так, что не слышно было проезжающих машин. Наверное, он уже не слышал последних слов, лишь одно «возвращаюсь» вгрызалось в сознание, словно голодный волк. Наверное, остальное он прочел по губам, а может, и вовсе не понял, ведь больше ничего не имело смысл, кроме этого опротивевшего «возвращаюсь».
- Это невозможно, - прохрипел воитель, отводя глаза и смотря в сторону дома. – Ты не можешь.
Он воитель, а значит должен защищать свое племя. Защищать племя от всех чужих, всех, кому не место среди вереска. А она уже давно стала для всех чужой, та Белобрюшка умерла, ушла из памяти соплеменников. У нее больше нет родных в племени, об этом он молчал, но не мог отогнать от себя мысли, что она там никому не нужна.
И он, лишь взмахнув хвостом, сделал шаг по направлению к Лесу, стал на жалкие сантиметры ближе к нему, ближе к дому, без которого не может жить. Но Белобрюшка не умолкала, как будто именно из ее слов были сделаны те сети, не дававшие ему уйти. Он обернулся, молча, без единого слова, однако отмечая про себя каждое движение, каждый взгляд. Это и в самом деле была не та ученица, а уже взрослая кошка, ловкая, и, признаться честно, не уступающая в силе любому воителю. Оскал видел, как она нашла еду для племени, видел, как вытащила из кучи мусора пакет с костями, слышал, как они брякнули, соприкоснувшись с землей. И он отлично понимал, что племени сейчас как никогда нужны такие воители, но разве можно так поступать? Разве можно ее забрать с собой? Да кому в племени нужны городские, жалкие одиночки? Воители должны сами о себе заботиться, пусть это и не так уж просто, но становиться жалким, беспомощным трусом кот не желал, как и остальное племя. Ловкость добычи мусора в городе не сравниться со скоростью в охоте за кроликом, и никогда городская драка не достигнет той важности, которой обладают межплеменные битвы. В Лесу все по-другому, она-то должна это понимать. Продолжая следить, как она разрывает пакет, Оскал вновь сел, оставив свою жалкую добычу на земле.
- Нет, я не буду. Отнесу это племени.
В животе умирал кит, но он не мог съесть то, что по праву принадлежит другим, не мог отнимать еду у котят и старейшин. Воитель должен в первую очередь кормить других, а уж потом заботиться о себе. И, видно, за долгие луны жизни тут кошка забыла об этом, как забыла и обо всем другом, о том, что в племенах ненавидят одиночек и домашних, что их презирают и гнобят. Память странная штука, всегда забываешь все самое важное, но в голове навсегда останутся всякие глупости, о которых стоит забыть. И вновь огонь пожирал Оскала, заглатывал целиком, разрывая сердце и душу. Так нельзя.
- Белобрюшка, - имя застревало в горле, и сознание вопило «это не она, это другая». – Ты уже не лесная, уйдя из племени в детстве, ты не можешь вернуться. Я не позволю этому случиться.
Он уже не пытался поймать ее взгляд, а лишь смотрел на стаю птиц в небе. Лишь маленькие черные точки, летят так далеко-далеко, взмахивая крылами, что их почти не видно. В детстве Оскал мечтал взлететь, наверное, также, как и сони других котят, смотрящих огромными глазами на небо. Но со временем приходит понимание невозможного, однако сейчас та детская мечта вновь очнулась ото сна. «Мне бы в небо».
- Я пойду один, спасибо за еду, но твой замысел невозможен, - «твои идеи фальшивы». – Ведь все не так просто! И пусть…
«… племени ты сейчас нужна, как никто другой. Нельзя». Он мысленно закончил, не желая распространяться о случившемся несчастье для племен. Город меняет всех подряд, косит под одну гребенку, а Лес никогда не забывает своих обид.
Теперь точно нужно уходить, все случившееся не укладывается в голове.

Отредактировано Оскал (16-03-2013 13:36:40)

С каждым шагом она приближалась к воителю, впивала свои глаза в него, разрывая одним лишь этим взглядом на части. Он не знал, с чем связался, не ожидал, что тот жалкий диалог будет иметь такое значительное продолжение. Она была настолько близко, что он в нос бил ее запах, такой особенный, однако по-настоящему городской, от нее несло всей этой дрянью, как от речных котов рыбой. Оскал поморщился, выслушивая ее слова.
Она была права. От ее слов так расползалась истина, во все стороны, и слова эти лились рекой, поглощая все вокруг. Кот словно тонул в море из ее слов, будто его захлестнула волна правды, без намека на фальш. Он давно не слышал такой правды, броской, яркой, настоящей. Все вокруг все скрывают, все без исключения стремятся что-то спрятать, утаить, и после их лжи слова Белобрюшки кажутся убивающими. Он и в самом деле был трусом, боялся и ее, и себя, и всех вокруг, абсолютно всех. Она видела все отчетливо, и кот стремился спрятать глаза от ее всевидящего взгляда, чтобы утаить хотя бы ту малую часть, которая зарыта глубоко в душе.
- И кем я буду, если приведу тебя обратно в племя, - пусть он прятал глаза, однако слова звучали так же жестко и без сомнений. – Думаешь, героем? Спасителем?
Смешок сорвался с его губ. Ничтожеством скорее. Такое бывает только в сказках, а их и нет на самом-то деле. Реальность заслоняет собой детские выдумки, в жизни все серьезнее. Не было никакого Огнезвезда, домашнего котенка, ставшего предводителем. В лесу могут жить только лесные и никто больше.
-Дурень. Кому ты будешь нужен, если ноги на пустой живот ходить откажутся? Тут еды на все племя, поешь сам, потом пойдем.
Он упрямо молчал, не желая более ничего говорить, как будто хотел победить ее своим уничтожающим взглядом и тишиной, которая обрушится на них, если она замолчит. Он нужен племени, хоть какой, хоть полумертвый, но если есть силы в лапах, чтобы поймать хоть одну мышь – ее нужно отдать племени. Умереть ради соплеменников. По всем законам надо накормить сначала остальных, а потом только набить свой живот. Какой ты воитель, если забываешь о племени, котятах и прочих, кто не может себя прокормить? Многие ранены, не в состоянии охотиться, а он будет тут объедаться. Несправедливо. Неправильно. Может, законы города и дают такие поблажки, но племенные – никогда.
Он собирался уйти, а она преградила ему путь. Кот остановился, ожидая ее дальнейших действий. Эта кошка точно уже не та Белобрюшка, хотя в чем-то она никогда не изменится. Уверенность ее плескалась через край, забрызгивая все вокруг, не оставляя ни единого сухого места. От нее пахло даже так, как от по-настоящему сильного, упорного кота, как будто она никогда не сдается. Уверенность светилась в глазах, уверенность была и на языке, казалось, отдавала горечью слов. Оскал же был другим, хотя и он не собирался уступать этой кошке. Не собирался сдаваться, показывать свою слабость, если она решила действовать, то и он не будет стоять в стороне. Даже если дело дойдет до драки – значит, так тому и быть.
-Мое имя Вьялица, и я иду с тобой.
Значит, ты уже не Белобрюшка, стоило догадаться до этого раньше. Вьялица. Пусто, глупо, ничего не значит. Ее старое имя, хоть и странное, даже несуразное, было хотя бы со смыслом, в нем чувствовалась лапа племени, дух леса. А что такое Вьялица? Лишь жалкий звук. Вья-ли-ца. Оно, словно камень, молчит, не говорит, скрывает.
Кошка была уверена в своих словах. Оскал же нервно дернул хвостом, сильно зажмурил глаза, как будто еще надеялся, что все ему привиделось, что на самом деле он умирает сейчас в палатке целителя от голода, а это все лишь игры разума, столь же глупые, как и все происходящее.
- Не вижу. Значит, я слеп, - он распахнул глаза, вновь впуская в свою голову тупик, мусор и Белобрюшку. Вьялицу. – Нам стоит забыть о случившемся, сделать вид, что мы друг друга не знаем. Неужели тебе не нравится жизнь в городе? – он скривился, лишь представ ее себе, - Зачем тебе племена, законы, патрули и все то, от чего ты отказалась? – предвидя ее возражения, он тут же исправился, - Ах, да, ты же потерялась. Так может, именно то и было происками судьбы, о которых ты говоришь с такой уверенностью? А эта встреча случайна. Не придумывай себе приключений, довольствуйся тем, что у тебя есть.
«Иначе попадешь к нам, окунешься с головой в голод, разруху и крах».
За спиной взвыло одно из чудищ. Этот шум оглушал, как будто тысяча голодных псов завыли одновременно, заглушая все вокруг. Грохот такой, что не описать словами, хочется уменьшит звук, хочется, чтобы тишина накрыла город, хотя бы на мгновение, чтобы все вокруг поняли ее прелесть. Шум удалился. Окал слышал от какого-то одиночки, что такое чудище пожирает мертвецов. Людей заносят в него, и они там умирают. Странные эти люди, еще хуже городских котов.
Но Вьялица продолжала городить чепуху, от которой уши, казалось, готовы были отвалиться. Напор, с которым она наседала на воителя, частично прорывал его непробиваемую, на первый взгляд, крепость. Одна лишь маленькая трещина – и сомнения разойдутся по всему телу с кровью, по венам. Но то, что она сказала после, Оскал не мог принять.
- Богов не существует. Есть только Звезды, сейчас их не видно, - он посмотрел на небо, как будто хотел убедиться в своих словах, - Но они всегда смотрят на нас, наблюдают, вершат судьбы, сплетая их в клубки. Неужели ты не помнишь, Белобрюшка? – против обычая он назвал ее старым именем, чтобы напомнить. Напомнить о том. кем она была. – Больше никого нет, лишь они.
Уголок рта неприятно дернулся, шрам будто снова обожгло огнем. «Нет никаких богов, и настоящих воителей тоже нет,» - думал он, вновь посмотрев на кошку.
Почему-то с ней он говорил больше, чем обычно. Но он не может взять ее в племя, однако… Мысли путались, все тело словно колотили дятлы, постепенно разбивая его, выклёвывая глаза, медленно добираясь до сердца. Ведь у него есть сердце. Настоящее. Вот оно бьется, тудум-тудум-тудум.

Отредактировано Оскал (22-03-2013 22:36:27)

будем считать, что ты окончательно добила оскала

Нельзя злиться, но и нельзя скрывать свои чувства. Кот морщился от каждого ее слова, это уже была не волна, нет, и не море, это была необъятная бесконечность, огромный поток, который топит. Топит до тех пор, пока в легких не кончается кислород, до тех пор, пока не остановится сердце. Она это умела, было видно, умела топить одними лишь словами, умела убивать одной лишь улыбкой. Кто говорил, что это невозможно? Терпения не хватало, даже у него, у Оскала, который славится своей неприступностью, своей неподкупностью. Его уже разрывало изнутри, как будто сотни тысяч лап царапали его тело, причиняя жуткую боль. Но он слушал, слушал каждое слово, запоминал каждую фразу, однако все равно оставался безоружным. Он не умел защищаться словами, так же, как и не умел убивать взглядом. Если бы умел, то давно убил бы ее.
От него все еще несло помоями, наверное, за сотни миль отсюда слышен его запах. В такие моменты часто обращаешь внимание на мелочи. На то огромное пятно на стене покосившегося дома, выглядит, как будто кто-то пролил здесь свою кровь. А там, выше, на занавесках прожжено пятно. Он видел тысячи таких мелочей, не замечая самого главного. Не замечая ее перед носом.
- Не достаточно, - с неким подобием рыка отвечал он. – Не достаточно быть такой высокомерной, не достаточно считать остальных ниже себя любимой. Ты выжила. Ты молодец. Но не бросай свои слова на ветер, к слову, не думай, что наше племя совсем уничтожено, не думай, что там остались одни старики. Племени не нужны коты, роящиеся в мусоре, - «хотя сам ты именно такой». – Не нужны и те, кто воруют с прилавков. Защитники, охотники – да. Но не жалкое подобие городским крысам.
Осознание приходит медленно. Так медленно, что не успеваешь за ним уследить. Тихо так, без шума, поэтому его и не слышно. Но оно неизменно прокрадывается в разум, постепенно заполняя собой все пространство. Расползается во все стороны, и не дает покоя. Оскал резко отвернулся, чтобы больше не видеть ее, хотя бы мгновение, хотя бы всю свою жизнь. «Права, права, права…» В глаза отражались бесконечные льды, которые вот-вот начнут таять от ее огненных слов. И тогда вода потечет из них… Надо все это остановить!
- Но… - слова отказывались произноситься, их надо было заставлять, выталкивать из горла, - ты в чем-то ты права. – «Во всем». – Ты и в самом деле сейчас могла бы нам помочь… Ведь в тебе должен жить дух ветра, я надеюсь.
Он говорил тихо, но настолько, чтобы Вьялица могла его услышать. Он признавал свое поражение, медленно, но начинал поддаваться ее напору. Это похоже на то, как жалкий десяток защитников сдает крепость королю с его огромным войском, ведь исход битвы всегда предрешен, и унижение лучше смерти. Но здесь все было не так. Он все еще пытался быть гордой птицей, лететь высоко, как честь, но крылья постоянно дрожали, и он постоянно падал. Все равно когда, но он упадет, разобьется насмерть.
Признавать свое поражение сложнее всего. Поэтому Оскал все еще старался держаться, отвечать на ее нападки хотя бы жалкой защитой.
На остальные слова он молчал, не в силах больше защищаться. Слово за словом, буква за буквой, она пригибала его к земле, взваливая на плечи невероятный груз. Чему и в самом деле их учат в племени? Охоте, боевым приемам, но не жизни. Их готовят к битвам, к голоду, к нападениям, но не к превратностям судьбы, которых никак не избежать. О чем говорят наставники? Уж точно не о том, о чем бы стоило, ни о предательстве, ни о любви, ни о долге. Хотя нет. О долге как раз таки говорят слишком много, о долге и о чести, о том, что ты должен, о том, каким ты должен быть. Слишком много этого слова, которое, похоже, совсем неизвестно этой кошке. Скрипя зубами он слушал про богов, других, не тех, которые светятся в ночи, не тех, которые указывают путь. О других, совсем неизвестных, незнакомых и от этого еще более чужих. Смотря в землю, лишь изредка поднимая глаза, он был сломлен. Боевой дух исчез, как будто его и не бывало. Ах, да, в племени еще не учат сражению словами. Когтями, зубами, лапами – пожалуйста, но не языком. Он победил бы ее в схватке за территорию, за добычу, но не в этой, нет. Здесь он изначально был побежденным, который лишь пытается помочь себе справиться с невозможным.
Ее смех лился как мед, тягучий, звонкий, переливающийся. Он заглушил собой всю вселенную, весь этот жалкий мир, даже городской шум затмил собой. Она странная, эта Вьялица, совсем не похожа на того котенка, еще раз подмечал Оскал, совсем другая, изменившаяся. В племени она никогда не стала бы такой, ей бы не позволили. Не позволили бы жесткие рамки законов, не позволили бы суровые замечания наставника, не позволили бы байки о Звездах. А, обретя свободу, она обрела и себя.
Но от этого ничего не меняется! Другая, совсем другая, еще более чужая, чем раньше.
«Оскал, от ее слов, твои боги, зажмурившись, падают ниц.» Она пыталась пошатнуть все, во что он верил все эти луны, и, знаете, у нее получилось. На одно мгновение, всего лишь жалкое мгновение, но именно в этот момент и в его глазах зажегся тот яркий огонь, потухший уже через секунду. «Она не сможет, не сможет изменить меня так же, как некогда изменила себя. Звезды не простят ей этого». Как жалкий фанатик, он твердил себе то, что она не права, что огонь – лишь дар Звезд, лишь помощник в ночи и при том злейший враг. Нет ничто иного, кроме Звезд, только они обладают настоящей силой, остальное вокруг – ложь, фальшь, маска.
Подняв глаза, он заметил, что кошка смотрит ему за спину. Оскал тут же обернулся, заметил ворона на куче мусора. Вороны – умные птицы, чему-то коты могут и поучиться у них. Черный вскоре взлетел, размахивая своими угольными крылами, такими яркими на фоне неба. Он летел в сторону Леса, родного Леса, пустоши и дома. И ему пора возвращаться.
Он уже собрался открыть рот, вновь начать возражения. Ведь трещины, пошедшие по всем сомнениям, можно и залатать, худо-бедно, но замазать их новой порцией обмана и лжи. Обмана самого себя. Но, встретив взгляд в упор, он замолчал, так и не открыв рта.
- Да же такую ерунду как это: "Я, Огненная Звезда, предводитель племени Ветра, призываю своих предков-воителей взглянуть на этого оруженосца, Зубастика. Он упорно трудился, постигая завещанный вами Воинский закон, блаблабла, не помню что там было, обещаешь ли ты свято чтить Воинский закон и, не щадя жизни, защищать и оберегать свое племя?"
- Да, - словно из самых дальних закоулков души вырвался крик, однако, вышедши наружу он оказался лишь еле слышным шепотом, - Ты это помнишь..?
Он думал, что она все забыла, думал, что в ней не осталось ничего племенного, но эти слова… Слова, которыми она могла его упрекнуть. Он должен защищать свое племя любой ценой, и если он возвратит давно потерявшуюся ученицу, которая способная помогать племени – разве это не то, что он обещал?
Она смотрела на него, как на побежденного, и была права.
- Мы отправимся домой, - особо подчеркивая это слово, добавил кот. – Но подумай, нужно ли тебе это? Подумай, задай себе вопрос и попытайся на него ответить. Все, что ты обрела, уйдя из племени, ты вновь потеряешь. Разве этого тебе хочется?
Он запнулся, не зная, как продолжить.
- Я отведу тебя в племя. Можешь оставаться при своем мнении, - он махнул хвостом, - об огне и остальном. Но лучше не высказывай его вслух, оно лишь оскорбит тех, кто верит в истину, верит в Звезды.
Он встал со своего места, направляясь к выходу из этого проклятого тупика между двумя домами, где постоянно играет странная, режущая уши какая-то популярная мелодия. Но отсюда уйдет уже не тот Оскал, а совсем другой, сломленный и поверженный.

Ломаются преграды, рушатся многовековые стены, как устои древних племен. Этот мир катится в бездну, а, может, лишь сердце Оскала падает вниз. Это не могло закончиться иначе, возможно, сами Звезды предвидели эту встречу, вплетая тонкие нити судьбы Вьялицы в клубок племени, возможно, это все их лап дело. Но если это не так? Если он прогневает предков, приведя в племя чужую, совсем другую кошку, о которой никто не помнит, о которой никто не хочет помнить. Возможно, ее ждут. Но кто? Друзья по детской? Вырастая, все они забывают свое прошлое, меняют друзей, как деревья меняют листву, и забывают о том, о чем вечно хотели бы помнить.
Солнце катилось по небу, задевая облака, освещая их изнутри, как будто рассматривая их насквозь, пытаясь найти воришку среди этих белых покрывал. Когда они появились? Совсем недавно небо было чистое, словно только что выпавший снег, а сейчас его забили, испортили. Так портится и душа кота, который пытается бороться, хоть уже давно опустил лапы.
-Конечно, сколько лун мне вдалбливали эти слова, сколько лун они мне снились и эхом преследовали. Ведь когда-то я мечтала услышать эти слова, больше всего на свете. Когда-то...
Только эту греет душу, возможно, воспоминания и впрямь остались глубоко внутри, но как это узнать, как доказать? Слова, одни слова – это ветер, они могут рассыпаться на сотни букв, а потом вновь собираться, но уже совсем в другом порядке. Кот это усвоил еще в детстве, когда слова брата рассыпались в прах, все их общие мечты исчезли в небытие. Глупо наступать на свои же ошибки, вновь поскальзываться на них, как на льду, а потом жаловаться на жизнь. Там, за этими домами его ждет племя. Его племя. Своенравное, свободное и голодающее, что он сможет сказать всем котам? «Это Белобрюшка. Встречайте нас, мы вернулись домой». Изнутри разрываешься на двое, и кровь кипит от сопротивления.
-Нет. Я не хочу этого, но этого хотят Боги, я ведь сказала тебе. Я бы ни за что не вернулась в племя, не будь на то воля Богов. Но я не боюсь терять, я приобрету другое в замен. Тебя, племя, вереск и ветер, кусочки детства, кто знает чем это обернется. К тому же у меня есть моя память, я унесу все это в сердце и буду хранить там, пока не обрету вновь.
Она говорила так, словно с неба лился мед, такой кристально-чистый, сияющий на солнце. Слова ее чисты, сказаны от всего сердца, а гниль Оскала не может с ними смориться. «Тебя». Его как будто ударили наотмашь, как будто в голову вдолбили все то, что до этого он отказывался понимать. Кот больше не смел ей противиться, повинуясь во всем, потому что она его смогла сломать однажды – сможет и еще раз. Он больше не сопротивлялся течению ее мысли, хотя в голове все гудело, кричало от ярости и боли. «Боги. Нет никаких богов! Звезды, только они следят за нами, ты совсем изменилась, ты забыла, что значит племя и все прочее. Приобретешь другое. Голод, страдания и воспоминания, причиняющие только боль. Узнаешь о смерти родных, о их предательстве. Вновь взглянешь на племя, но увидишь лишь обгорелые кости.»
Вереск. Один вереск будет петь над ними о подвигах и славе, о чести и доблести. А остальное – все исчезнет, сотрется. Кот встал, медленно переставляя лапы. Он забыл про еду, надеясь, что самозванка позаботиться об этом. Он забыл о том, что не стоит делать. Шаг за шагом он приближался к дому. Огромному, любимому дому, столь нежному, как мать, ласки которой он ни разу не получил. Вдруг мать прогневается? Вдруг, она захлестнет его своими вересковыми полями, зальет своими дождями и убьет морозами?
Он вышел из проклятого тупика, заселенного лишь страхом, ненавистью и злобой. Там никто больше не живет, кроме них. Ступать по асфальту все равно, что по иголкам, лапы будто пронзает жуткой болью. Трава никогда не сравнится с этим.
-А можно вопрос?
«Только не снова».
- Конечно.
«Что она хочет еще? Уже пригнула к земле, задушила словами, разве этого мало?»
-Если Звезды прикажут тебе убить предводителя, а предводитель прикажет тебе отречься от звезд, что ты сделаешь?
Он и сам бы не знал, что делать. В таких случаях стоит слушать сердце – оно никогда, в отличии от разуме, не лжет, не фальшивит. И все же она все та же, в чем-то странная, буйная, только она способна задать такой сложный вопрос. Сложный на первый взгляд, но очень простой по сути. С помощью него можно узнать всю суть, раскрыть душу собеседника, окунуться в его внутренний мир. А что бы сделала она? Если бы ее боги приказали убить предводителя – она бы сделала, наверное. Точно сделала бы. По блеску ее глаз можно был сразу понять, что она верит в каждое слово и про Огонь и про все то прочее, жар, с которым она говорила о своей вере, ни у кого не вызовет сомнений.
Кот молча шел по улице, все больше приближаясь к лесу. Уже нет асфальта – лишь вытоптанные дороги. И вновь псы за заборами, грохот цепей и оглушающий лай, когда они проходят мимо. Заточенные в неволе, о чем они думают?
Ветер дул в морду, совсем легкий, почти незаметный, он, будто незрячий ребенок, трогал их, пытаясь представить себе мир с помощью прикосновений.
- Знаешь, это на самом деле хороший вопрос. Легкий, но если подумать, - он не оборачивался к кошке, а говорил, как будто ни к кому не обращаясь. - Ведь предводителя выбирают Звезды, они награждают его и именем, и даром. Это их выбор, а, значит, они согласны с его словами. Даже не так. Скорее они говорят от его лица. Это связь племени с небом, с предками. Не целители, а именно главы племен.
Трава нежно целует лапы, хочется просто лечь и закрыть глаза.
- Но я убью предводителя, если того потребуют Звезды.
Голос был беспощадно строг. Уже не дрожал, не срывался, а гремел, как гром среди гор.
- Без сомнений.
«Мы почти дома». Поскорее бы дойти до лагеря.

- Почти пришли, - добавил он многим позже, когда оказался уже на границе территории племени. - И еще. Я больше не Зубастик. Теперь я Оскал.
Тишина пожирала все вокруг, от нее несносно болела голова.
- А ты умеешь петь?
Где-то он слышал, что далеко за горами живут коты, которые поют день и ночь, заглушая тишину своими переливчатыми голосами, и нельзя их слушать – ведь тогда никогда не сможешь вернуться, а навечно останешься с ними, ведь музыка, ласкающая уши, никогда никого не отпускает.

Отредактировано Оскал (07-04-2013 14:52:49)