Тишина. Не шуршат, как в летнее время, колосья пшеницы на ветру. Не дышит в спину ветер. Не слышно скрипа снега под ногами и лапами. И этот закат... Непревзойденное зрелище, водопады, реки теплейших, самых нежных цветов и оттенков. Глупцы те, кто посмел пренебречь такой красотой, занимаясь каждодневной суетой.
Огнефия вылезла из своего подснежного гнездышка, потянулась, наткнулась глазами на закатывающееся солнце и замерла. Солнце не грело тело, но грело душу. Одиночка встала и пошла туда, вперед, к горизонту. Наст держал ее худое тельце, лишь поскрипывали отдельные снежинки. Огнефия поморщилась и остановилась. Тишину нельзя прерывать. Звук подобен обрывающейся жизни. Пятнисто-полосатая однако приноровилась, бесшумно пошла по снегу. Она была мастерицей, дочерью Тишины, сестрой Маскировке. Но сейчас, в сезон голых деревьев, на открытом пространстве она почти бессильна.
Кошка развернулась. Резко, опасливо. Прижала уши, невольно по-собачьи приподняла верхнюю губу. Но тут же спрятала клыки, встала гордо, словно королева на приеме. Когти скользнули из мягких подушечек. Там кто-то, кажется, был. Порыв ветра унес запах одиночки, и ничего не дал взамен. Пятнисто-полосатая прищурилась, чтобы унять азартный блеск своих глаз. Приопустила голову, как волк на охоте, двинулась в сторону звука. Через несколько шагов она замерла, села ровно, уставилась в ту точку откуда, кажется, послышался звук. Уши дрогнули, как настраиваемая антенна. Кошка приоткрыла пасть. Невольно облизнулась.
Кто там? Лиса? Бесстрашная мышь? Собака? Огнефия осталась сидеть, не производя ни звука. О ее присутствии выдавала лишь шерсть да запах, уносимый предательским ветерком. Алые закатные лучи скользнули на снег. Посеребрили его. Огнефия на секундочку зажмурилась. Обвила лапы длинным пушистым хвостом.