В какой-то день понимаешь, что жизнь на исходе. На исходе всё,весь ты. Твои мечты, силы, желания, надежды. Страхи, улыбки, слёзы, слова. Всё время он вытекали из тебя, но так незаметно, что было незаметно. Лишь чувствовалась нарастающая пустота. И вот остался ты: пусто тело, пустой внутри скелет, обтянутый прозрачной кожей. Её можно сломать, как паутинку. Кости рассыпятся, разобьются, подобно стеклу, уже без осколков. Остатки паутины улетят по ветру.
И всё.
Недавно вы были счастливы. Одевшись не по погоде, смотрели с крыши девятиэтажки, как дотла сгорает соседний дом.
Вы были счастливы. Одевшись не по погоде, не прятались под зонты от дождей.
Вы были счастливы. Топили всё на дне стакана, в прозрачном запахе спирта и блаженства.
Засунем две души в чёрные пакеты, отвезём на свалку. Там их скормим чайкам - мерзкие птицы. Нарвём рябины через дорогу, покорно ляжем рядом.
Уже какая ночь на исходе? Проведённая в запахе табачного дыма и перегара. Но запах этот стал уже родным, наверно. За столь немалый срок люди обременяли разговорами лишь трижды, и все - бармены, оповещающие о закрытии бара.
На днях тут кто-то с стойкой рядом душу изливал. Мол, жена есть, дети, деньги - всё, попытки суицида, наркотики, дарквейв, ричмонд  - души нет, эмоций, чувств. Совсем - есть водка, люди, о нужно лишь первое.
Стакан охлаждал руку, пусть та и без того была холодна. Отсутствие какого-либо биологического отопления организма. Отоплял неплохо алкоголь. Разлившись по телу, согрел почти. Стакан опустел - в нём нелепо плавали кусочки не до конца растаявшего льда.
Кем мы были с тобой/кем же - тобой??/ и что с нами стало теперь? Безликие моральные трупы, усталые и больные. Оставим последние кости для постройки космического корабля, и плевать на время года. Говорят, что проще плыть по жизни - устанешь, иссякнешь, не сможешь плыть в этом канале, барахтаться в этой грязи и иле на песчаном дне.
Жалок вид, наверно. Угнетённый присутствием людей в таком изобилии. Но, стоит отметить, триста грамм мартини стоят того, чтобы замять в себе социофобию ещё на пять минут.
Твоё лицо, черты, походка, жесты, улыбка, слова - обесценилось, упало, потеряло смысл всякий. Я их увижу /на самом деле - вряд ли, но давайте проявим спазмы оптимизма/ - ничего не будет, не изменится. Раньше иначе ведь было, на "раньше" потеряло свою цену, но, право, "здесь и сейчас" подешевело не меньше. Можно ходить по улице, повесив на шею картонный плакат: "заберите моё настоящее" - настоящее твоё отымеют, прикрыв урон картонным плакатом.
Назад вновь возвращают голоса людей, их жизнь, попытки жизни. Суетятся, подобно тараканам. Все до одного похожи - зачем их узнавать? Они проходят, представляются. Набор не несущих смысла букв, который забудется через минуту.
Время уходить. Старик оставляет свой дом, дабы умереть подальше. Дабы отправится в последние победоносное шествие по циничному городу.
Из своей головы кто-то вырывает меня физически - неживое немёртвое мне отчасти подобное тело повисает наполовину на запястье, наполовину на стойке.
- Постой. - голос был далёк от трезвого, да, верно не многим лучше моего.
Не впервой встречать у бара пропитых людей - верно, сей вечер будет посвещё выслушиванию очередной исповеди.
Далеко я не сторонник заимоотношений "я-люди"/"люди-я", посему напросто попыталась высвободить свою руку, пусть и тщетно.
- Я не осмелюсь полагать, что мы можем быть знакомы. - а, быть точнее, не знакомы точно, ибо общение с людьми есть вне моих привычек.
Но, видимо, у сударя на то было другое мнение - тот стремительно направился к выходу, сквозь толпу утаскивая меня за собой.
- Пошли, быстрее.
Интерес какой-то что ли вызвал этот господин. Пускай, пусть выведет - что станет с того?
Разнообразим вечер, ну же.