Он замер у самого берега. Глубоко вонзил когти в ил, чувствуя, как шевелится шерсть на загривке то ли от горечи и боли, то ли от гнева и всполохов ярости перед потемневшим взором. Клубок чувств сорвался в глухое, низкое рычание, вырвавшееся из груди Львинолапа. Когда он обернулся, то его взгляд напоминал взгляд свирепого воина, но не сына своего отца.
Пару мгновений он молчал. А затем метнулся вперед так, чтобы его морда была вровень с мордой Течения. Машинально Львинолап осознал, что теперь почти сравнялся с ним в росте.
- Я ни от чего не отказываюсь, - тихо, раздельно проговорил он. Я рвал его когтями. Я это сделал. Да! Вот так вот - я!
Он ударил себя хвостом по бокам, и с языка сорвались слова, которые доселе он боялся даже продумывать, а не то что говорить.
- Мне было совершенно наплевать, одиночка это или племенной кот. - на секунду он испугался того, что сказал. Но слов не воротишь - мысли водопадом шумели в голове, и Львинолапу было сложно не сорваться и не начать изъясняться немыслимым, странным потоком слов.
- Я должен был! Я проиграл Морозу, а битву с одиночкой выиграл. Вот оно в чем дело, понимаешь?! - он принялся возбужденно ходить взад-вперед, легко ломая лед могучими лапами. Он мотал косматой головой, колотил хвостом по бокам.
- Я видел Ручейка. Он сражался с ней. Они убили Крутобока. А я, я ни черта не смог сделать. О, скажешь, я просто ученик? Другой ученик едва не отдал жизнь, сражаясь с предводительницей чужого племени! И он победил. Едва не погибнув. На его месте должен был быть я, а он... Ручеек не должен был так пострадать. Я должен... должен стать сильнее. - невысказанное слово "беспощаднее" повисло в воздухе. Львинолап опустил голову, словно эта вспышка отняла у него все силы.
- Либо я... либо они. - пробормотал он.
"Либо изменюсь я и начну привыкать к крови на своих когтях, либо мои друзья и родные будут погибать, и я ничего не смогу сделать."

Холодный ветер, налетевший на мокрые лапы, показался ледяным. Львинолап поморщился, но почему-то обрадовался боли. Она помогала вернуться в привычный мир, который перевернулся с момента драки с тем одиночкой. Он уже не был уверен, что когда-нибудь разбушевавшаяся река вернется в привычное русло. Моргнув, Львинолап посмотрел в сторону извилистой речной глади, отлично проглядывающейся через низкорослые деревья и заросли камышей. На поверхности воды уже треснул лед. Скоро поплывут обломки - как обломки судеб...
Если уж говорить о рациональности действий, то на месте Ручейка должен был оказаться я, пока ты не пускал на нашу территорию Мороза.
Он почему-то вздрогнул и остановился. Что-то в словах Течения заставило его вздрогнуть и остановиться.
"Причем же здесь ты, это ведь меня избрали Звезды, чтобы я защищал свое племя. И Ручеек..."
Львинолап обернулся, чтобы, как обычно, посмотреть внизу вверх на Течение, пытаясь угадать, что заставило его шерсть на спине и боках шевелится.
"Твоя ответственность..."
Внезапно он словно увидел серого воина со стороны. Глашатая племени, пекущегося о здоровье и жизни соплеменников. Кота, избранного предводителем. Звездопадом. Бывшим наставником Львинолапа, ныне возглавляющем племя. Холодный порыв ветра в очередной раз взъерошил шерсть оруженосца, но тот даже не двинулся с места.
"Ты же тоже..."
Львинолап выпустил когти и привычным жестом провел ими по снегу. Он всегда так делал, когда бывал задумчив, расстроен или смущен. Горячие искры бешенства вперемешку с горечью, еще пару секунд назад ошпарившие холодную поверхность пространства исчезли. Испарились. Львинолап никогда прежде не задумывался о том, что его наставник - глашатай. Для него Течение... был Течением. Советчиком, другом, отцом. Котом, которого он знал с детства. А Звездопад? Ему тоже должно быть тяжело. Еще тяжелее, чем другим. Ведь иногда предводитель и глашатай ничего не может сделать, когда погибают соплеменники... Он, Львинолап, пережил это единожды. А они?.. Так должен ли он сразу же бросаться из одной крайности в другую, забывая о том, что рядом с ним бок о бок сражаются другие коты, которые, возможно, чувствуют то же самое, но научились понимать, когда они действительно могут изменить судьбу товарищей. И для того, чтобы доказать свою силу, им вовсе не нужно жить с выпущенными когтями. Течение сказал, что он не пускал на территорию племени Реки Мороза. Почему-то у Львинолапа потеплело на душе. Он выполнял свой долг. Конечно, он будет бороться, будет защищать своих друзей. Но не так, как прошлой ночью.
"Может быть, это и есть другой путь."
Львинолап задрал морду кверху, позволяя ветру перебирать его усы, обвевать "бакенбарды". Слабо улыбнулся, чувствуя, что его река понемногу возвращается в родные берега.
- Мышку? - его голос был спокоен, в нем нет-нет, да и проскальзывали радостные нотки. - Если хочешь, я поймаю тебе тысячу мышей!

Конечно, все еще трудно. Нельзя так сразу перейти бурную реку с бурным подводным течением. А режущие лапы камни!.. Сбивающий с ног ветер. Но все же идти легче, когда знаешь ориентиры и представляешь путь.
Тугой узел в груди немного ослаб, и Львинолап подставил морду ветру, радостно носящемуся среди камышей и низкорослых деревьев. С наслаждением вдохнул знакомый запах родных мест.
- Нет-нет, тысячей мы можем и подавиться на этом упражнении.
- А я всегда считал, что чем больше мышей, тем лучше! - улыбнулся Львинолап и зашагал вслед за Течением. Он старался чутко прислушиваться к веянию ветра, шорохам и звукам, наводнявшим лес. Снег подтаивал, превращаясь в темно-бурую грязь, однако под лапами сверкал лед, и Львинолап выпустил когти, чтобы совсем уж не скользить. Хотя, признаться, это было весело. Замерев на мгновение, он ухмыльнулся во весь рот и напружинил сильные задние лапы. Всего лишь оттолкнуться когтями - и вот он уже летит сквозь заледенелый лес, обгоняя отца, подставляя густую, все еще хранившую зимний подшерсток шерсть ветру. Щекочущая радость и упоение придают ему жизненных сил.
"Наверное, так чувствует себя птица в поле..." - радостно подумал Львинолап.
Ствол дерева возник внезапно. Львинолап отчаянно затормозил, но не успел увернуться и мордой втемяшился в дерево. Затем, застонав, неуклюже сполз на землю и бросил смущенный взгляд на Течение. Ну надо же так опростоволоситься... Ну ничего, главное, что не переломал кости. Да и не больно почти. Львинолап вскочил сразу и стряхнул снег со всколоченной шерсти. Падение ничуть не уменьшило его взлетевшего до небес настроения. Озираясь в поисках отца, он заметил его совсем неподалеку. Ага! Львинолап шагнул было к нему, но вовремя заметил покачивание ушами. Знак. Замер и осторожно оглянулся. Мышь. Совсем мелкая, неопытная. Но все же добыча.
Львинолап сразу понял. Что-то зазвенело внутри от волнения. Если он сейчас даст осечку, если промахнется, как промахивался много раз на охоте... Золотисто-рыжий кот мысленно вздохнул, собрался с силами и медленно пополз по направлению к добыче. Ветер дул в его сторону - отличный помощник до поры, до времени. Сердце подпрыгнуло аж к самому горлу. Жаль, рядом нет Кунички - она отлично определяет расстояние до дичи, отлично пользуется носом.
"Нет, сегодня я должен все сделать сам."
Шажок за шажком. Осторожно. Аккуратно. Львинолап и удивился, и обрадовался послушанию мышц. Он шел почти точно так же, как отец, когда он, бывало, подкрадывался к добыче, желая показать ученику правильную охоту. И еще разок струна зазвенела, на этот раз со сладкой радостью - он действительно вырос. И научился кое-чему. Он уже не тот котенок, который хлопал лапой по воде под надзором Чернохвата часами.
Мышка была совсем рядом. Львинолап запоздало подумал о льде. Нужно добраться до той проталинки. Шажок за шажком... Ветер внезапно переменил направление. Ждать больше нельзя!
"Слишком далеко!" - эта мысль слабо промелькнула в сознании, а тело Львинолапа уже оторвалось от земли. Через мгновение он уже сжимал в когтях мертвое мышиное тельце. Мышка не успела даже пикнуть. Львинолап ощутил, что от гордости его шкура чуть ли не потеплела и не распушилась. Зажав добычу в челюстях, он обернулся к Течению и посмотрел на него сверкающим яркими кусочками янтаря взором.

Великолепная охота.
Из груди Львинолапа вырвалось раскатистое, чуть приглушенное толстым слоем меха урчание. Он неторопливо положил мышку на снег, стараясь действовать, как взрослый кот, а не маленький котенок, ныне разыгравшийся в душе и требовавший прыжков, всплесков безудержного веселья от переполнявшего счастья. Как это оказывается просто - понять. Как это сложно - осознать. Золотисто-рыжий оруженосец тряхнул ухом, отгоняя от себя мрачные мысли.
"Пусть в детстве я потерял мать, но мой отец всегда был рядом", - Львинолап чихнул и смущенно потер лапой ухо. В детстве он часто представлял себе Лжеца. Как воина и как отца. Он видел его отражение в бирюзовых глазах, в силуэте вернувшегося из небытия Хладнолапа. А потом пришло осознание, что, быть может, воин по имени Лжец и давно погиб, спасая свою дочь. Но отец рядом. Львинолап качнул кончиком хвоста и с улыбкой последовал за Течением. Птицы наполняли лес сладкозвучными трелями, напоминая о приходе Весны. Совсем скоро снег и лед растают, в лесу зазвенит капель, река освободится, и снова помчатся вода вдаль. Можно будет снова поплескаться на мелководье вместе с Всплеском, Светлячком и Травником.
"Но они, наверное, уже будут учениками," - с легкой грустью подумал Львинолап. Луны ученичества не заставили его быть спокойнее - он остался таким же прыгучим, готовым включиться в любую игру. Он хмыкнул и вслушался в слова Течения.
- Перехватывай мышь за заднюю часть туловища, я возьму в зубы переднюю. Наша задача: опуститься вниз, улечься и встать обратно, не разорвав мышь на клочки. Носами соприкасаемся. Готов?
- В последнее время ты постоянно ставишь меня в тупик своими задачками, - откликнулся Львинолап, вспомнив недавний приказ войти в ледяную воду. В янтарных глазах оруженосца, помимо удивления, плескалась теплота. Он безоговорочно доверял Течению. А потому шагнул вперед и осторожно схватил зубами свою часть мыши. В чем-чем, а в этом он был хорош - во время игр с котятами нужно быть предельно осторожным и аккуратным, чтобы не поцарапать ненароком.

Признаться, он запаниковал. Уловил тонкую грань, когда ткань может разорваться. Шестым чувством. Львинолап, пристально глядя в глаза Течению, тоже медленно подогнул лапы, стараясь одновременно успеть за наставником и не разорвать свою часть мыши. Он чувствовал небывалую сосредоточенность и отстраненность. В тот самый миг, когда наставник медленно потянул вниз, иные звуки и запахи отошли на второй план.
Главное - не разорвать мышку.
И в этот самый миг словно отчаянно затрепетали птицы в брюхе. Отчаянно захотелось чихнуть.
"О нет, только не сейчас!" - в ужасе подумал Львинолап. Он всеми силами старался подавить рвущийся наружу чих. Сжимать челюсти крепче нельзя - прокусит мышь, разорвет ее на части. Усы молодого кота смешно топорщились, но самому Львинолапу было вовсе не до смеха. Хвост оруженосца задрожал. Он почуял тонкую грань, перейдя которую, можно с чистой совестью сказать, что он провалил испытание. Шерстка мыши щекотала небо, а холодный нос Течения упирался прямо в нос Львинолапа.
Оруженосец чуть задержал дыхания, поражаясь, как одновременно может и опускаться на землю, и стараться не чихнуть. Внезапно он понял, что ненавистный чих уходит. Янтарные глаза вспыхнули радостью и облегчением. Так, теперь лапы. Почувствовав, что еще немного, и он коснется подбородком льда, Львинолап чуточку вытянул передние лапы. Уф, получилось.

Он моргнул. Внутренне застонал и воззвал к своему организму - больше никаких чихов! Иначе от мышки несчастной ничего не останется, а котятам наверняка будет интересно пожевать что-то помимо рыбы. Сам Львинолап, как ни странно, обожал лесную дичь и никогда не упускал случая погоняться за мышкой или попробовать поймать птицу. Правда, охотник из него средний, терпимый.
"Все-таки хорошо, что сегодня я поймал с первого раза", - с улыбкой в мыслях подумал Львинолап. "Так, ладно, теперь нужно подняться..."
Это совсем непросто. Под тончайшим слоем снега, выпавшим вчера, таится лед. Он не везде наполз на землю, но так уж случилось, что рядышком с котами.
Выпустить когти. Львинолап тоже навалился на Течение, прижавшись лбом ко лбу отца и внезапно ощутил гордость и упоение. Словно он и впрямь был плоть от плоти серого глашатая, сын по крови, брат Кунички. И он должен сейчас сделать все идеально.
Медленно, осторожно, не спуская взгляда с желтых глаз отца, он принялся подниматься. Лапы дрожали от напряжения, но сердце было на удивление спокойно. Он твердо знал, что сможет это сделать. И не разочаровать отца. Когти заскрипели по снегу. Львинолап на мгновение замер, а затем продолжил вставать. Пасть наполнилась соленым вкусом крови, и оголодавший молодой кот едва сдерживался, чтобы не вонзить крепкие зубы в свежую дичь и не заглотить большой кусок. В какой-то момент ему подумалось, что все, хватит, пора сдаваться, признать, он никуда не годен...
И в этот же миг он понял, что стоит прямо, вровень с отцом. Ветер теребит густую шерсть, а уши снова наполняют шорохи леса и лепет освобождающейся ото льда реки.

Течение первым откусил кусок, и для Львинолапа это стало сигналом. Вкус добычи уже основательно впился в язык, и при мысли, что придется тащить мышку в лагерь, у Львинолапа отчаянно ворчало в желудке. Но Течение решил иначе, и золотистый оруженосец с готовностью принялся за трапезу. Несчастная половинка оказалась на зубок, и через несколько секунд Львинолап отчаянно вылизывал усы, надеясь найти там какой-нибудь кусочек. Или, на худой конец, запах. Половинка мышки - это же так мало для такого крупного кота... Однако эти кусочки мяса показались ему вкуснейшими и нежнейшими из всех, что ему довелось попробовать. Улыбаясь во весь рот, Львинолап поднял лапу, лизнул ее и провел по морде, счищая с нее мышиную кровь.
Он так увлекся этим делом, что не сразу услыхал похлопывание хвоста Течение. Рассеянно посмотрев на серого кота, Львинолап мысленно хлопнул себя лапой по лбу и уселся рядышком, прижимаясь золотистым, пушистым боком к шерсти отца.
Итак, твои мысли?
Мысли? Львинолап словно бы и не слышал, продолжая упоенно слизывать уже несуществующие остатки дичи с морды. Сладкий, нежный мышиный аромат не спешил его покидать. Вот бы сейчас рыбки! Жирненького карпа - его Львинолап особенно любил... Он еще раз протер морду и задумчиво посмотрел вверх, на чистое небо, по которому северный ветер уже гонял облака. А утром оно было чистым-чистым. Как котенок, которого только что умыла мать.
- Я думаю, - разорвал молчание Львинолап. - Дело в том, что мы доверяли друг другу. Я не боялся, что ты сделаешь что-то не так. Но, держу пари, порой ты боялся, что я что-то не так сделаю! - он шутливо пихнул отца в бок лапой, вспомнив о несостоявшемся чихе. - И эта мышь такая маленькая. Удивительно, как одним неловким движением можно все испортить. И в жизни так. Один, казалось бы, незначительный поступок, ведет за собой сотни последствий, совсем не таких... незначительных. Или одно... решение. - он отвернулся от отца и невидящим взором уставился вдаль.
"Я даже не узнал ваших имен..."
Сложно стряхнуть с себя остатки вины. Львинолап дернул ухом и продолжил:
- Чем ты больше, тем осторожнее нужно использовать свою силу. Сломать можно одним движением.

=======) река.

»»» Березняк
— Общипанных зябликов видела? Сизоголовых таких?
— Хватит, перестань! Не моя вина в том, что я не могу... я не приспособлена охотиться на суше. Не дело это чистокровно Речной воительницы, сам знаешь! - обиженно воскликнула Сизая, даже взгляда не бросив в сторону твою. Устало перепрыгивая преграду, оказываешься впереди, становишься полу боком и смотришь на то, как все это выйдет у изрядно потрепанной спутницы. Довольно жалкое зрелище, если учитывать, что эта дама спокойно могла бы при желании собрать все свои силы и волю в кулак, и добраться, наконец, до чертовой границы, освежить метки и идти обратно, пускай, даже без всякой добычи в зубах, а так-то у нее были зрители, которые по-идее могли бы громогласно распевать жалостливые триады, но вместо этого старый приятель лишь пророкотал, что-то вроде: — воительницы? Как же, в первую очередь, чтобы гордо себя ею называть, научись хотя бы элементарным навыкам наземной охоты. Что ты зимой делать собралась? О лед лбом биться? - с долей дружеской насмешки вопрошаешь, наблюдая, как дама перебирается через трухлявую преграду, болезненно дергая усами, потревожив израненные плечи.
Тут же разворачиваешься и трусишь вперед, бездумно глядя куда-то вверх перед собой, где небо постепенно расчистилось от ветвей берез и полностью открывалось на обозрение двум речным.
— Да ладно, все бы ничего, если бы не гордыня. Ничего бы не было, если бы ты не сочла необходимым меня отослать охотиться куда угодно, лишь бы я не стащил у тебя кого по-жирнее. Впрочем, я всегда знал, что ты отличаешься особой жадностью. - подливаешь масла в огонь, провоцируешь, но все так же идешь, говоря не глядя на собеседника, упуская все моменты вспышек, гримас и обиженной злобы.
Какое-то время все так же шли мирно, созерцая весенние видоизменения деревьев прибрежной зоны, но в какой-то момент, исключительно неожиданный, глубоко проваливаешься в снег, оказываясь по шее в рыхлой влаге снега. И тут, как раз сверху, когда не успеваешь толком ничего понять на тебя наваливается туша, выбивающая сострадание к своей персоне. — Получай, костлявый! Уж если я жадна, то ты тощий тюфяк, ну же! Смотри, смотри кто кого! Ты думаешь, если меня хорошенько вздернули пташки я не способна дать подзатыльник-другой, ты ошибаешься, медовая прелесть! Ох, как ошибаешься! - с диким визгом, сизошкурая зачинает эдакую грызню, взметая остатки сугробов и комья мерзлой земли во все стороны. Провокации сработали дивно, тут и сказать под час нечего. С диким гоготом зловещей радости, вырываешься из когтистых объятий и несешься со всего опоры, ударяясь лбом в сытый бледно-серый бок. — Не просто жадная, так еще и обжора толстобокая!
Сколько бы не продолжались эти пляски в снегу, но время никоим образом не желало давать передышки ни тем, ни другим, оттого, вымокшие донельзя, взъерошенные, измазанные весенней грязью товарищи спешно двинулись прямиком к Шуршащему ручью, где их обязанности завершались, хотя бы на сегодняшний день.
Северный ветер не приносил никаких вестей, кроме тревожных ноток мороза, проведя путь в теперь уже умиротворенном молчании, высвободив все то потаенное зло и обиду друг на друга, добираетесь до самого места, заслышав тот самый, родной и любимый воодушевленный шепот ручья. Метки были обновлены, казалось бы, самое время вернуться восвояси, но тут Сизой внезапно понадобилось спуститься к кромке воды и потушить пламя дикой жажды. Остаешься у корней чахлой ивы, прилизывая пятнистую шкуру, пытаясь очиститься от налипшей грязи и прошлогодней листвы. Вдалеке тревожно вздохнул камыш, как вдруг до слуха доходит резкий предупредительный возглас. Уши опадают, прижимаются к голове, бросаешь прежнее занятие и спешно, пригнув голову спускаешься к соплеменнице.
Чужак. Внезапность. — Нейтральный, заметил конечно, что дальше?
Судорожно пропускаешь несколько порций воздуха сразу, анализируя разнообразные нити ароматов, цепляешься за один-единственный, различая в нем того, кто находился по ту сторону ручья и... мгновенно нечто странное. То, что чересчур болезненно пронзает сердце, когда вспоминаешь о растерзанной чередой обстоятельств семье. Не скучаешь за ними так сильно, не нуждаешься в них так остро, но тоска, та самая несоразмерная тоска по чему-то уютному все-таки терзает твое, казалось бы, целостное и стойкое нутро. С этим запахом, принадлежавшему некому, кто спокойно пил воду из его родного ручья, явился призрак каких-то невообразимо далеких воспоминаний детства, хотя, не так-то уже это и было давно, всего лишь год назад, можно сказать. Мать вывела тогда их в наружный мир в самый первый раз, насколько не изменяет память, а после... после являются взору ласковые зеленые очи, темный приятно пахнущий, то ли соломой, то ли сухой древесиной мех. Кем он был? Отец ли, бродяга ли уже тогда, но теперь, теперь лишь идентичный запах, вековое напоминание о том, что кровь твоя рассеяна по миру, и как знать, быть может так оно и было, бродяга на том берегу в тревожной близости к границам мог бы являться той самой действительностью...
— У тебя чересчур паршивый вид, пойди поброди, отплати мне дань за то, что вытурила меня тогда с поляны в самый разгар охоты. Здесь ничего нет. Только разговор, и он уйдет, опасности никакой, но, будь добра, всего одно одолжение, а?
Недоверчиво сверкает глазами она, предостерегающе скалит клыки, пытаясь угомонить стоящую дыбом шерсть на загривке. Слишком давно знают друг друга, чтобы теперь бросаться в пучину недоверия. Ничего не сказала в ответ, ретируется, все так же предостерегающе глядя в глаза твои расписанные зеленью, как у того, с кем предстояло пораскинуть словцом-другим.
Как только исчезает из виду, втягиваешь выпущенные, нервно прибирающее мокрую жижу когти. Угловатая фигура движется по-направлению к броду. Ты не намерен орать во всю глотку, пафосно бросая угрозу ни в чем неповинному коту. Пересекаешь брод, заходя к черношкурому незнакомцу со стороны. В десяти шагах останавливаешься после пружинистой рысцы. — Однажды, еще мелким котенком имел неосторожность провалиться под лед. Казалось бы, родился в Речном, с рождения с рыбьими перепонками меж лап, а все равно пришлось корчиться от кашля полторы луны у лекаря. Оно тебе не грозит. Горло не застудишь, а вот, ученицы всякие могут разок да задеть. - сам являешься без пяти минут воителем, все-таки на завершении обучения, но уже с некой возвышенностью говоришь о ровесниках. Встрепанный, грязный, но пытливо, с каким-то пониманием глядящий на пришлого.

Отредактировано Светлячок (01-04-2016 22:30:53)

Со всей внимательностью мне присущей я разглядывал его, пытаясь разглядеть хоть малейший намек на то, что я мог оказаться прав. Я видел эти длинные конечности, удлиненные "сухие" лапы, перекатывающиеся в нерешительности мышцы, кончики когтей, показавшиеся наружу, всегда готовые его защитить. Защитить от меня. При надобности лишь. Но я не хотел ничего такого. Ровным счетом. Сперва, я выполнял ту самую обязанность, которая предусматривала при надобности, даже смерть, защищая свой род и границы его. Затем, я просто хотел чего-то вроде разговора. Почему-то мне казалось, что странник вполне может воспринять меня, как равного, пускай я был другим с его точки зрения, я был врагом, причем глупым врагом, верно? Так они говорят обычно про нас? Мы подмяты под брюхо предводителя без права на вольный вздох? А вы вольные пташки, не перед кем в долгу не стоите, так же? Правильно?
Я думал, много думал об этой разнице между нами. Между нами "дикими" и между нами "сплоченными", верными самим Звездам. Я думал об этом, встречая каждый рассвет, когда был в дали от того, к чему у меня по-настоящему лежало сердце. Я стал доволен своей жизнью, но я не переставал задаваться одним и тем же вопросом. Почему? Почему они уходят от нас? Что такое внутри может так внезапно перевернуться и заставить тебя посмотреть на все, на все к чему ты привык, чем дышал и во что верил совершенно другими глазами, совершенно пустыми глазами, глазами полными северного ветра.
Северный ветер ответил. Мне стало зябко. Зябко от того, что вымок в талом снегу. Я уже и думать забыл о том, что отправил ее куда подальше. Мне стало не по себе. Просто потому что я поднял взгляд и встретился взглядом с тем, что сидел напротив, все так же у кромки воды, но весь во внимании ко мне, к моему внезапному появлению, к тому, что я проговорил несколько секунд назад.
Когда я услышал, что он был... Внезапно! Одним из нас. Я почувствовал какой-то мерзкий холод в желудке. Я не был готов встретиться с тем, кто покинул нас. Я не был готов стать на сто шагов сразу гораздо ближе к той самой догадке. Я не был готов. Или я был готов, и хотел именно этого?
Меня сразу же заинтересовал один-единственный вопрос личного характера. Мне почем-то остро захотелось узнать кем была его подруга, с которой они вместе проводили время. Какова вероятность того?.. Хотя, вместе с тем, слово "подруга" может значить и то, что сейчас где-то шляется в зарослях, и это вовсе не должно значить, что именно с ней  зеленоглазый намеревался создать... скажем, семью.
Я хотел знать все больше и больше, я просто хотел знать кем он был, мне были нужны имена. Склонив голову в другую сторону, я не смог удержать себя в когтях спокойствия, все-таки спросил, что хотел: — но почему раньше? - я неожиданно замолк, подбирая слова. — Я никогда не мог понять что заставляет вас... почему, почему некоторые уходят без всяких сожалений из племени, и никогда больше не жалеют о том, что сделали? Почему вам так нравится вольные просторы? Я... я тоже люблю их, но все-таки я всегда возвращаюсь, потому что хочу знать, что я могу быть полезен, я могу насладиться тем, над чем так старался. Я люблю свое племя. Почему. Как вы понимаете, что больше не можете ничего чувствовать? - я все время спрашивал. Говорил, и чувствовал это дикое напряжение в лапах. Мне некого было спросить. Совершенно некого, но мне было так интересно, меня так терзали эти вопросы. Почему, черт возьми, я сам не мог отречься от чего-то с такой же легкостью и простотой? Как им всем это удается?
Он предлагал помощь, спрашивал ненужно ли чего. Сказал, что укрывал в Приюте всех тех, кто был тогда бессовестно изгнан. А где же был тогда я? Сколько дней назад это было? Я знал о добросердечности по-наслышке, но я ничего не видел сам, я ничего не помнил.
Наверное, я выглядел немного растерянным со стороны, глаза, должно быть, горели диким интересом, должно быть отражали какую-то внутреннюю раздробленность. Я хотел, было, сказать, ему в ответ, что, да, конечно, нам никогда не помешают лишние морды, готовые помочь, чем смогут, но вовремя спохватился. Я не был воином. Я не был глашатаем. Я не мог распоряжаться, я не мог ничего решать, допуская кого бы то ни было постороннего на свою территорию. Он мог оказаться лжецом, а я быть легко обманутым. Вложив всю твердость и некоторого рода сожаления в свой взгляд, я лишь ответил: — если правда хочешь чем-то помочь, я думаю, стоит позвать кого-либо выше по званию. Я не могу тебе ничего дельного ответить. Не могу сказать ни "нет, спасибо, мы не голодны", ни "да пожалуйста, иди за мной". - не удерживая вздох, — да, я ученик пока. Еще пару лун и буду полноценным. Меня Светлячком пока зовут, в честь деда имя, - забыв о поступившем предложении, добавляю: — Я потом пошлю в лагерь Сизошкурую, видно будет, но спасибо тебе за предложение.

Отредактировано Светлячок (02-04-2016 19:26:49)