Хвост надо опустить ниже, а ступать надо тише.
Сокольница, не поддаваясь охотничьему порыву, выжидала момента, когда прыжок будет наиболее удачен, чтобы в один укус прикончить мышку, а затем, поблагодарив Звездное племя, отнести ее в лагерь. Ветер дул ей в морду, принося аромат, от которого в животе все переворачивалось. «Раз, два, три». Рыжая, выскочив из зарослей папоротника, который скоро вновь позеленеет, в один прыжок оказалась возле добычи, тут же схватила ее когтями, чтобы нанести последний удар. Но мышь в лапах рассыпалась на тысячи снежинок, оставив воительнице Грозового племени лишь старую листву в зубах и тающий снег на лапах. К глазам подступили слезы, Сокольница подняла взгляд к небу, как будто ища ответа среди облаков, за которыми скрываются Звезды, если, конечно же, они на самом деле есть. Иногда ей казалось, что они специально над ней смеются.
«Нет, нет, нет».
Кажется, это был ветер, но воительница, оглянувшись, лишь одарила деревья грустным взглядом, как будто спрашивая: «что же я вам сделала?» С ней этого не случалось уже несколько лун, по крайней мере, не столь серьезно. Поэтому кошка уже не волновалась так сильно из-за происходящего, хотела просто принести пользу племени, а получила лишь кучу новых проблем и переживаний. Для охоты уже совсем не было настроения, поэтому кошка шаркающей походкой направилась в лагерь, ловя своей рыжей шкурой солнечное лучи, которые уже по-настоящему пригревали, возвещая о скором приходе весны. Вновь реальность тянулась, как патока, и граница между ее миром и настоящим стиралась, исчезала на глазах. Этого нельзя допускать, Сокольница понимает это, но зачастую просто не замечает происходящего. Но сегодня-то заметила!
Вход в лагерь, главная поляна и Скала - все плыло перед глазами, не имело значения. Лапы сами несли Сокольницу туда, где она найдет помощь.
Палатка целительницы веяла запахом трав, который успокаивал разгулявшийся разум и эмоции, заставляя их на время притихнуть. Ведь в этом месте нельзя поддаваться чувствам, Сокольнице казалось, что она лишь портит атмосферу чуда, мешает работать Землеройке. Ей неимоверно нравилась молодая ученица целительницы, способная, и столь близкая. Воительницу к ней тянуло, казалось, что ее притягивает к себе ее дружелюбие. Хотя, Сокольница любит почти всех вокруг, ко многим относится с добротой и улыбкой, но с этой кошкой ее связывало нечто большее. Или это вновь ее глупые фантазии, которые мешают жить. Но то, что грозовая воительница решилась довериться ей, рассказать начистоту о том, что пытается скрыть, говорит о многом.
- Землеройка, ты тут? – голос, певучий, казалось, растекся по тишине, заполнил ее. – Можно войти?
Кошка не стала дожидаться ответа, этот вопрос был скорее для того, чтобы возвестить о своем приходе.
- Мне нужно с тобой поговорить, ведь ты свободна?
Все равно было немного не по себе, ведь открывать душу можно лишь немногим. Читать котов намного проще, чем самому быть открытой книгой. Присев у порога, Сокольница лизнула себя в грудку. Она никогда не отличалась ни трусостью, ни стеснительностью, скорее, даже наоборот, ломала эти преграды, но сейчас, в такой момент, носик щипало не то от стыда, не то от предвестия беды.

Палатка целителя – место, где свершаются чудеса. Где коты выздоравливают, несмотря на тяжелые раны и болезни, где они набираются сил, чтобы вновь вступить в свои обязанности, вновь помогать племени. А целители – это волшебники, в голове которых неимоверным образом укладываются не просто все травы, но и все болезни, а так же способы лечения и первая помощь. Сокольница каждый раз с удивлением наблюдала, как целители быстро решают, что в данном случае оказался наиболее полезным, как они наматывают паутину на раны, ловко, не запинаясь, не роняя ничего из лап. И Землеройка станет такой же, обязательно будет помогать своему племени, а грозовые коты будут гордиться своей соплеменницей. По крайней мере, Сокольница думала именно так, ведь запах ромашки и мяты напоминал об этой кошечке, о ее сестре и почему-то о матери.
- Да, конечно. Проходит сюда. Зачем топтаться на пороге?
С улыбкой, она движением хвоста пригласила воительницу пройти. Та, уже не так смущаясь, однако по прежнему оставаясь немного замкнутой, поспешила скрыться от теплых лучей под навесом пещеры, где всегда было прохладно, веяло свежестью. Сев рядом с Землеройкой, рыжая на мгновение замолчала, уставившись в пол, пытаясь собраться с мыслями.
«Но ведь кроме нее никто мне не поможет. А она сможет меня вылечить, обязательно».
Раз. Два. Три не хотело произноситься даже в голове, как будто застряло где-то на входе, где совсем недавно была сама грозовая воительница, цифра не желала идти вперед. И тогда Сокольница, оставив ее в покое, решилась.
- Я знаю, что только ты сможешь помочь, - подняв взгляд, она нашла глаза Землеройки. – Только никому не говори.
А дальше слова застряли в горле, противились, рассыпались буквично на языке. Что с ними поделать? Неужели поддаться их напору? «Возьми себя в лапы». Сокольница, а Сокольница, ты же никогда не трусила, так почему же сейчас боишься произнести слово? Лапки кололо, так всегда было, когда кошка предчувствовала беду, кончик хвоста нервно поддергивался, совсем незаметно, однако сама кошка ощущала каждую клетку своего тела, каждое движение, ток крови, стук в голове.
- Я замечаю иногда за собой странности. Еще давно началось, но я не обращала внимания. А всем вокруг не нравилось, они пугались. А я и сейчас не всегда понимаю, что делаю.
Душу вырывают, болезненно это, как будто тело разрывают пополам, отдирают без наркоза самое важное. Но Сокольница только начала, она, сглотнув, продолжила, и голос ее звучал уже более уверенно.
- И сегодня это снова повторилось. А ведь уже совсем давно не было этого.
Глаза расширились, будто Сокольница увидела, как у ее собеседницы вырастает второй хвост, ушки дернулись. Она еще не понимала, что ученица целителя не знает, что именно имеет в виду воительница, ведь сама рыжая считала, что то, что иногда она замечает за собой, окружающие видят за ней постоянно. И уже дожидаясь совета, какую траву съесть, или что в лесу найти, она ждала слов Землеройки, совсем забыв, что хотела рассказать о случае на охоте. Когда она волнуется, фразы всегда получаются обрывистыми, незаконченными, немного глупыми.

Ее чувства сейчас лились, словно сквозь открытую рану, но ее может залатать только целитель. Аккуратно взять лапами края, наложить на место какие-то травы для того, чтобы остановить чувствоизлияние, а затем зажать все это паутиной, да так крепко, чтобы казалось, что там уже ничего нет, что не осталось даже и царапины. Сомнения царапали ей грудь, казалось, под кожей стая кошек, стая, которая никогда не дает жить свободно, постоянно мешая своими мыслишками, «а что, если будет, если не сможет…» Но кто такая Сокольница? Разве она когда-нибудь трусила? Разве она боялась чего-то так сильно, как раскрыть свою душу? Цепляясь за слова Землеройки, словно утопающий котенок за  лапу матери, рыжая воительница почувствовала, как на секунду помутнело в глазах. Тряхнув головой и вновь уставившись в пол, она балансировала на краю пропасти. Шаг – и ты в неизвестности, однако больше не будет так тяжело. А если держаться, то навсегда оставишь камни на сердце, которые вскоре станут с ним единым целым.
- Ты говоришь об этом, как о болезни.
Именно. Она знала, что это болезнь. Та уже давно запустила корни, прижилась в рыжей, стала ее полноправной хозяйкой, лишь на время прекращая свои глупые игры. Сокольница слушала целительницу, ученицу, перед которой извивается, словно пойманная змея. Возможно, это бы ее успокоило. Возможно, на время придало бы сил, она бы снова поверила, что это нормально. Но что делать, когда «возможно» больше не хочет ставиться в предложения?
- Это болезнь, Землеройка, - уже более уверенно, но голос все еще далек, как будто бы перед тем, как выйти наружу, он проходит неимоверно долгий путь по лабиринтам горла. – Я не знаю ее названия, не могу назвать симптомы, но с уверенностью говорю, что она поражает меня не хуже кашля. Но ведь это было не всегда. Совсем не всегда. Когда я была маленькой, то была такой же, как браться и сестры.
«Названные». Она и впрямь была такой же, без признаков странностей или подобной чепухи.
- А потом… ведь знаешь, что обычно такое случается неожиданно. Я была чуть младше тебя, когда оно началось.
«Только не говори никому. Я не хочу становиться сумасшедшей старейшиной».
- Я охотилась. Для племени, конечно же, - глаза вновь прямо смотрела на Землеройку. – Запах был таким сильным, что в животе все переворачивалось. Мышка не двигалась, кажется, она что-то грызла. Я ступала совсем тихо, чтобы не спугнуть дичь, но когда я прыгнула… Она рассыпалась в моих зубах, стала снегом. Старыми листьями, палками и снегом. Ведь это означает, что ее там не было, да? Там была пустота, а я вновь свершила ошибку. Как и в первый раз.
Тогда она принесла в лагерь ветку. С гордостью положила ее в общую кучу и очень удивилась, поймав на себе косые взгляды. Тогда ей помог наставник. А целитель сказал, что это временное. Что все пройдет, что такое бывает в пору бурного роста, когда все чувства на пределе, а кровь кипит в жилах. Но пора ученичества давно миновала, прошло уже не две луны, а намного больше, но не изменилось решительно ничего. Даже запах в палатке целителя был тем же, щекочущим ноздри. Смотря на Землеройку, она ждала ответа. Ждала приговора, ждала чего угодно, но больше всего – помощи. Добрый слов, ласкающих уши, и еще море лжи, такой же, как и в тот раз. Ведь ложь всегда сладкая на вкус.
- Они обещали, что все пройдет. Но оно так и осталось. Навсегда? – последнее слово она произнесла по слогам, не то спрашивая, не то утверждая.

Сокольница видела в глазах юной целительницы понимание. Она не знала, понимание ли это болезни или того, что с ней происходит, но надеялась, что теперь молодая кошка сможет ей помочь. Она необъяснимым образом чувствовала, что смогла. Смогла объяснить то, что хотела, раскрыла душу врачевателю, который обязательно найдет причину жуткой боли где-то под сердцем. Все внутри стучало, как стая дятлов, только эти птицы прогоняли не букашек на другую сторону дерева, а прогоняли страхи и неуверенность, сомнения и лживые надежды. Улыбка, появившаяся на губах Землеройки, оказалась для рыжей воительницы куда важнее всех посвящений вместе взятых, важнее даже целой жизни, луны и солнца, неба и звезд. Улыбка никогда не бывает нечаянной, она всегда к месту, она всегда нужна. Для надежды, для поддержки, для симпатии, для непонимания, для сочувствия, для радости. Для всего нужна улыбка, но эта была другая, особенная, искрящаяся чем-то, о чем Сокольница не могла сказать ни слова, потому что сама не понимала.
Слова эхом отпрыгивали от стен пещерки, на мгновение заполняя собой все пространство. С каждым словом Сокольница начинала понимать чуть больше, чем понимала до этого. Где-то внизу пустила корни уверенность, но кошка еще плохо осознавала, чем все это должно закончиться. Следя глазами, похожими на два солнца, за целительницей, даже больше, за подругой, она ловила слова, как будто лапами, и старалась найти в них что-то еще, запрятанное намного глубже, спешащее скрыться с поверхности. Перебирать, словно травы, каждую фразу, не находя в ней ничего, кроме того, что видно невооруженным глазом. Рыжая, она сидела в пещере, куда лишь проникали солнечные блики, вдыхала запах здоровья, исходящий из трещины, где хранились лекарства, и начинала разбираться в себе. Разбирала себя на кусочки, чтобы потом снова собрать, кошка молчала, создавая тем самым долгую паузу. Наконец, она заговорила, вновь смотря прямо на Землеройку, более не ища укрытия:
- Думаешь, без них я невозможна? Думаешь, это неотъемлемая часть меня? – в глазах был вопрос, который уже заполнил все пространство вокруг. – Знаешь, я никогда об этом не думала так. Быть обычной. Я всегда об этом мечтала, боролась с собой, скрывала от себя правду. Ловить настоящих мышей. Не снег, не листья, а мышей. Распрощаться со всем тем, что мешает мне так давно. И распрощаться с тем, чем я являюсь. Я не могу ответить себе, - она уже больше говорила сама с собой, ведь такие мысли не умещаются в голове. – Мой внутренний мир, которого я иногда боюсь. Наверное, намного больше я хотела бы, чтобы все вокруг забыли о моих странностях или просто их не замечали. И чтобы я могла оставаться такой, какая я есть.
Она встала с насиженного места, чем, возможно, и встревожила целительницу. Но ничего не могла поделать с собой, ведь внутри как будто все перевернулось. «Права, права, права». Снова ветер? Как и в тот раз, в лесу? Кошка выпустила когти и зажмурила глаза, затем встряхнула головой и ясным взором уставилась на Землеройку.
- Ты на самом деле так думаешь? – вопрос, от которого пахнет детской наивностью и почему-то материнским молоком. – Мне уже сотню раз говорили, что это пройдет, но почему-то все остается по-прежнему. Или так и должно быть? Так это не болезнь?
Что-то ударило в голову, отчего нос защипало, а глаза на секунду потеряли все вокруг, видя перед собой лишь туман.
- Это «я»? Оно всегда было со мной, навсегда и останется. Никогда не думала об этом так, - вновь повторила она, делая особый акцент на последнем слове.
Кошка села, словно обессиленная, словно на ее плечи вдруг навалилась тяжелая ноша. Смотря в пол, она пыталась сообразить, что сегодня произошло. На секунду она подумала, что лучше была бы облаком-барашком на небе, у тех нет таких забот.

много болтовни, мало смысла. все близится к концу х)

Сокольница кивала каждому слову Землеройки, радуясь тому, что наконец-то нашла поддержку. Все то, что она так ненавидела, пыталась спрятать, оказывается, может даже привлекать. Конечно, не всех и не всегда, но сейчас – все ее тело наполнила какая-то незабываемая легкость, без которой, как теперь ей казалось, невозможно жить. Глаза светились настоящим огнем, довольным, радостным, не тем, который некогда унес с собой сотни жизней, не тем, который захватил весь Лес, обнял его горящими лапами, а по-настоящему живым, теплым, безобидным. На мгновение она даже почувствовала себя мышкой, толстой, упитанной, наполненной странностями, придающей ей особый вкус волшебства. Но быстро прогнала эти мысли из головы, ведь котам не полагается есть самих себя, даже в голове и не по-настоящему.
- Я очень тебе благодарна. По-настоящему, просто не могу найти подходящих слов. Я знала, что ты поможешь.
Говорила от всего сердца, не особо утруждая себя думать о том, что льется из ее пасти в виде слов. Потому что это была благодарность, без всяких масок и фальши, лишь доброта, которой так много у нее в душе. Какие-то цепи где-то на небе порваны, разбиты, и теперь нет больше ни волнения, ни всего прочего, что так сильно беспокоило Сокольницу с самого ее ученичества. Она понимала, что получила свое лекарство, пусть и не травами, но словами. Однако рыжая не могла уйти, просто встать и уйти, потому что слишком прижилась, слишком полюбила эти стены пещерки, запах лечебных трав за это недолгое время, и не хотелось покидать их. Смотря на Землеройку, кошка хотела остановить время, замедлить его ход, чтобы не надо было думать о таких мелочах.
-  Но только никому, как и договаривались! Мы ведь теперь подруги, да?
С улыбкой, настоящей, искренней, она смотрела на ученицу целителя, и ушли мысли о возрасте, о том, насколько они разные. Зато теперь их объединяет одна тайна, которая связывает двоих в крепкий узел, который не так-то просто развязать. Ожидая ответа, рыжая уже успела подумать о том, что, возможно, для того, чтобы называться «подругами» нужно нечто большее, чем просто рассказать свой секрет, поэтому быстро добавила, боясь услышать отказ:
- Если нужно, я обязательно помогу, ты только скажи. Я всегда могу тебе помогать, как помогла ты мне, может, травы будут нужны или еще что-то.  Теперь можешь на меня положиться – не подведу!
По палатке пронесся легкий смех, оседлал ветер, и унесся в неизвестном направлении, к горам, к пустоши, к лесам. И забрал с собой все проблемы и неприятности, чтобы было всегда солнечно на душе, тепло, и чтобы эта радость передавалась окружающим. Сокольница вздохнула, а на ее губах играла улыбка, словно солнечный зайчик. Взгляд прямо смотрел на Землеройку. На подругу. Ведь она не может быть против, да?