Никогда себе не прощу, если с ним что-нибудь случится, а я не буду рядом, чтобы сказать: «Я же предупреждал!». (с)
А теперь закройте глаза. Да-да, оба глаза, да-да, оба ваших глаза да своими веками. Закрыли? Что видно? Ничегошеньки? А спустя несколько минут, что видно? Наверняка, какие-то картинки из жизни: старые какие-то случаи, смешные, над которыми уже кое-кто начинает хихикать, а быть может, что посерьезнее – вон кое-кто насупил брови и покусывает от волнения губы. А вы, белоснежная кошка, что видите? Ничего? Присмотритесь внимательнее, пожалуйста, это важно для вас же. Что? Снова ничего? А, так это вы, Лягуша?
ну что что ж, да, что сейчас могла о себе сказать эта крупная белоснежная кошка? Только то, что она Лягуша: так ее когда-то кто-то назвал, так и до сих она откликается на это имя, то, что она всю свою жизнь жила на пустошах – это был ее дом, дом, где вольный ветер играет с котятами с самых ранних и первых дней, где он, как беспокойный дядюшка закрадывается под брюхо к матери и пугает невинные беспомощные тельца (за что, кстати, потом всегда выгоняется суровой королевой). Помнила она и то, что по лапами ее лег путь обратно домой совершенно случайно, наверное, тот же беспокойный дядюшка самозабвенно отправился ее искать, бродя по закоулкам, по странным и непривычно-тихим для него местам, а потом суетливо подгонял обратно. Она помнила, что умеет быстро бегать и прекрасно ловить кроликов, но вот кто дал ей такие навыки, кто вбил ей ценнейшие знания, она не помнила.
Появившись на пороге своего лагеря, она взирала на него с двоякими чувствами: где-то глубоко внутри себя она его действительно помнила, но это было как полуночное видение, как чистой воды дежавю, которое должно пропасть. Но она так и витало над ней, как проклятый призрак, не давая вспомнить и не давая забыть. Нависало над головой, даже когда она встретила свою лучшую и любимую горячо подругу, она остановила ее и огорошила тем, что сказала, что помнит несколько вещей. Хотя, глядя на нее, на эту черно-белую кошку, она чувствовала, как щемит сердце после долго разлуки и в то же время, совершенно не понимала, чего это стало не хватать места в грудной клетке.
Что теперь ей предстояло сделать? Огромный виток, петлю времени, где она совершит прыжок назад в будущее, оставаясь твердо стоять в настоящем, чтобы не потеряться окончательно. Лягуша даже не помнила, откуда она пришла, как будто бы ей вышибли память, прочистили мозг и отпустили. А, быть может, все так и было? Нет-нет. Нужно вспомнить, что было изначально, но как именно это сделать, если неизвестно, кто ты такой? Что ты умеешь и кем являлся. Эта черно-белая шебутная кошка была приятна, что говорило о том, что в далеком прошлом, по мнению Лягуши, они были близки. Интересно, насколько? Это ее сестра? Какая-то слишком уж мелкая, хотя чем Звездное племя не шутит. Постойте-ка, Звездное племя? Почему она знает о том, что на небесах существуют коты, да не просто коты, а духи прошлого – предки, коты, которые жили когда-то на земле? Ишь, какая память! Избирательная, привередливая, любящая злые шутки с ее обладателем. Как собака на сене – и себе не ам и другому не дам. Ну а это откуда взялось? Здесь явно так никогда не говорилось, тем более, в других племенах, которые были меньше знакомы с обитателями пустошь. Да что ж это такое? Племена теперь всплыли в голове!
-С..с..Сорока!..- фух, выговорила, откуда-то достала из самых лубоких недр памяти это имя, да, определенно, это была та самая черно-белая кошка, в своих тонах похожая на огромный инструмент музыкальный, откуда произносились странные приятные звуки. Хм, похоже, кто-то был в логове Двуногого, да. Там были огромные существа, но их пищу кошка не ела, а посему, вернувшись обратно, она ощущала просто-таки зверский голод, благо, коты и кошки не казались ей ходячими кусками мяса на худых атлетичных ножках! Но да, кушать она хотела знатно:
-Кажется, я настолько голодна, что сожрала бы тебя с потрохами, будь ты кроликом! – засмеялась Лягуша, как в старые добрые времена. Черт, интересно, откуда она знает, что питается кроликами? Питалась, точнее.
-Знаешь, что происходит с моей памятью? Стоит начать думать, так мысли подкидывают знакомые слова, по ним, как по разбросанным крошкам, я нахожу следы, ведущие к прошлому. Я не знаю, кто такие Двуногие, но знаю, что они огромные и у них в домах есть такие штуки, тоже большие, из них идут разные интересные и красивые звуки, я бы даже сравнила их с пением птиц. Я знаю, что ты мне дорога и ценна, но я не помню, кем тебе прихожусь. Я знаю, что я питаюсь кроликами, но понятия не имею, как они выглядят, я помню их вкус, но не вижу их облик. Я знаю, что меня воспитал ветер и вереск, но что такое вереск и как он выглядит – я не могу вспомнить! Отдельные слова, как крупинки скатываются ко мне, а я должна выложить из них чей-то силуэт, и, судя по их белоснежному цвету, свой собственный.
Кошка вздохнула и села, сгорбившись немного и опустив голову, самая нетипичная для Лягуши посадка, которая выдавала в ней горечь потерянного и неясность будущего. Она никогда так не сидела с тех пор, как умерли ее родители, только тогда она позволила чувствам взять верх и пуститься по течению скорби, благо, это было недолго и она собралась в кучу, снова стала той, какой ее знали: надежной и рассудительной, вместе с тем веселой кошкой.
Что делать сейчас она не могла знать, она могла бы припомнить, но не вспомнить мгновенно. Сорока, кажется, этому будет совершенно не рада, но, что теперь с этим делать-то? Она чувствовала себя котенком, попавшем в логово собаки, огромной, беззубой старой и агрессивной собаки, которая рявкает то тут, то там, но прибить не хочет – это ведь игрушка, а игрушки должны служить чуть дольше положенного срока, чтобы было веселее.